Двор Тьмы

– Нетленный отрицает все, что выходит за рамки норм, усматривая в этом личный вызов его авторитету. Как будто это трехсотлетнее ископаемое может решать, кого мне любить, а кого нет! Факультет осуждает однополые отношения, видя в них «порок», вредящий воспроизводству человеческого рода. Как будто нам позволено любить только для того, чтобы поставлять все больше и больше свежей крови вампирам! Архиатры и инквизиторы называют однополую любовь мерзостью, которую необходимо сжигать на костре, как стригоев. Как будто мое чистое чувство к Сураджу – ужасный монстр.

В тишине конюшни, наполненной теплым дыханием лошадей, голос юноши превратился в отчаянный стон раненого животного.

– Не знаю, зачем все это рассказываю… – внезапно прервал он себя, – наверное, почувствовал в тебе больше эмпатии, чем в других. Но я не жду, что ты меня поймешь.

– Напротив, – горячо возразила я.

Хотелось сказать ему, что мне знакома и понятна безысходность от того, что ты не такой, как все. Понятна злость и обида от того, что ты вынужден жить под чужой маской. Понятно желание свергнуть произвол богатых.

Но я молчала. Лишь положила руку на его плечо, выражая поддержку.

– Спасибо, – прошептал Рафаэль. – Я ценю. Ты знаешь, почему я должен бороться за «Глоток»? Чтобы доказать себе, что могу сделать это. Чтобы доказать Сураджу, что могу сделать это. И спросить его с глазу на глаз, один на один, действительно ли между нами больше ничего нет?

Я задрожала, чувствуя, что все усилия отвратить Рафаэля от судьбоносного состязания ничтожны против той силы любви, которая до сих пор жива в нем.

За толстыми стенами конюшни раздался оглушительный звон колоколов – набат.

– Пора выходить на манеж, – произнес Рафаэль.

Он выпустил из рук длинную гриву верного друга, такого же чужестранца, как и его хозяин, последовавшего за ним в холодный Версаль из далекой Испании.

– Фуэго, сегодня мы не вместе, дружище. – Испанец похлопал коня по спине. – Пожелай Диане и мне удачи.

Чистокровный скакун мягко и протяжно фыркнул, выпустив через ноздри небольшое облачко пара. Как поощрение. Как благословение.

* * *

– А, Гастефриш и Монтесуэньо: мы только вас и ждем! – воскликнул Главный Конюший.

Остальные десять участников уже выстроились на арене, покрытой опилками. Юноши были одеты в короткие куртки и бриджи для верховой езды. На девушках модные платья – амазонки для езды в дамском седле, за исключением двоих, предпочитавших езду верхом по-мужски: мы с Поппи были в кюлотах blue jeans. Впервые после вчерашнего ужина я увидела Тристана. Он улыбнулся из-под жокейской шляпы, но в прищуренных глазах мелькнула неуверенность.

На балконе заняли свои места швейцарские гвардейцы – флейтисты и барабанщики.

Карусель вот-вот начнется, а лошадей все еще не видно… Монфокон тоже выглядел озабоченным. Он повернулся к трибунам, где расселись около тридцати зрителей, среди которых я узнала нескольких придворных.

Центральное место в этом собрании из бархата и кружев возглавил высокий, худой мужчина с угловатым лицом, обрамленным длинным каштановым париком с упругими локонами. Большая шляпа с орлиными перьями выделяла его среди других.

Мелак.

Внешность живого мертвеца, без намеков на вечную молодость, выделялась среди других вампиров. В истощенном лице и впалых щеках было что-то от мумии. Как будто бесчисленные преступления, совершаемые его драгунами на протяжении веков, разъедали министра изнутри.

– Все в сборе, месье де Мелак, – с волнением в голосе объявил Главный Конюший. – В последний раз смею спросить: вы точно уверены, что хотите прибегнуть к помощи вампирических кобылиц?

Кобылиц? В памяти всплыли старинные гобелены в кабинете кобылиц. Я наивно принимала их за мифологических животных, чистые легенды… Забыв, что при Дворе Тьмы самые одиозные кошмары имеют коварную тенденцию превращаться в реальность!

– Этого хочу не я, а Король! – заявил с трибуны министр. – Его Величество решил в этом году усложнить испытания по искусству верховой езды. Таково высшее монаршее волеизъявление.

Мелак ударил в длинные костлявые ладоши. Директору школы не оставалось ничего, как поклониться и ретироваться за ограждение.

В ту же секунду портик манежа распахнулся от порывов ветра, который мгновенно выстудил мне душу. Двенадцать джентльменов вышли на арену – бледнокожие вампиры в больших шляпах. Каждый вел под уздцы высокую, вороную кобылу, в нетерпении бившую копытом. Головы лошадей были украшены роскошным плюмажем – пышными белыми перьями.

– Если среди вас есть те, кто желает отказаться от состязания, заявите об этом сейчас, – обратился к нам Мелак. – Разумеется, вас не допустят к дальнейшей борьбе за «Глоток Короля», потому что Его Величество презирает трусов…

Соперники обменялись взглядами. Некоторые, как Франсуаза дез Эскай, искали лазейку. Другие, как Эленаис де Плюминьи, с вызовом смотрели на остальных. В глазах Тристана неуверенность сменилась решительностью. Для меня это было самым главным.

Я перевела взгляд на коновода, шедшего мне навстречу. Под тенью большой шляпы, кажется, узнала… Александра!