Внутри, на подушке из белого бархата угнездились три сверкающих рубина, каждый из которых был размером с куриное яйцо. Все они были настолько чистого и богатого оттенка, что казалось, были сделаны из…
— Кровавые рубины, — сказал Рис.
Я хотела дотронуться, но одернула себя.
— В Летнем Дворе есть обычай, согласно которому, в случае, если их Двору нанесено смертельное оскорбление, то обидчику посылают кровавый рубин. Это официальное заявление, что за его голову назначена цена — что за ним теперь идёт охота, и он скоро попрощается с жизнью. Шкатулка прибыла во Двор Кошмаров час назад.
Святая мать.
— Полагаю, на одном из них моё имя. И твоё. И Амрен.
Темный ветер захлопнул крышку.
— Я совершил ошибку, — сказал он. Я открыла рот, чтобы ответить, но он продолжил. — Я должен был стереть память стражам и оставить их в покое. Вместо этого я вырубил их. Прошло уже порядочное время с тех пор, как я использовал физическую… защиту вроде этой, и я был так сосредоточен на своих иллирийских тренировках, что забыл о наличии других вариантов в моём арсенале. Стражи наверняка очнулись, и сразу же пошли к Тарквину.
— Он бы всё равно очень скоро заметил отсутствие Книги.
— Мы могли бы отрицать все подозрения в нашу сторону и представили бы пропажу совпадением, — Рис осушил бокал. — Я совершил ошибку.
— Это не конец света, если ты иногда ошибаешься.
— Тебе сказали, что ты отныне враг Летнего Двора номер один, а тебе всё равно?
— Нет, но я не виню тебя.
Он вздохнул и просто продолжал смотреть на свой город, пока дневное тепло снова не превратилось в кусающий холод. Ему это было не важно.
— Может, ты ещё вернёшь Книгу, когда мы обезвредим Котёл, и извинишься..
Рис хмыкнул.
— Нет, эта Книга книга останется у Амрен столько, сколько будет ей нужна.
— Тогда объясни Тарквину всё как есть. Ведь, очевидно, ты хотел быть его другом так же сильно, как и он хотел быть твоим. В ином случае ты не был бы так сильно расстроен.
— Я не расстроен. Я раздражён.
— Смысл один и тот же.
Он слегка улыбнулся.
— Междоусобицы, подобные этой, могут длиться веками — даже тысячелетиями. Но если такова цена за предотвращение войны и помощь Амрен… Я готов её заплатить.
Я поняла, что он мог бы отдать всё, что у него есть. Все личные надежды и собственное счастье.
— Остальные знают о кровавых рубинах?
— Эту шкатулку принёс Азриэль. Я сейчас думаю над тем, как сказать Амрен.
— Почему?
Тьма заполнила его изумительные глаза.
— Потому что если я расскажу ей, то она решит пойти в Адриату и стереть город в порошок.
Я вздрогнула.
— Именно, — сказал Рис.
Я стала смотреть на Веларис вместе с Рисом, вслушиваясь в звуки уходящего дня и наступающей ночи. По сравнению с этим видом Адриата казалась никчёмной.
— Я понимаю, — сказала я, потирая руки, пытаясь их согреть, — почему ты сделал то, что должен, чтобы защитить этот город. — При одной мысли о таких же разрушениях в Веларисе, как в Адриате, кровь застыла в моих жилах. Его взгляд обратился ко мне, печальный и настороженный. Я сглотнула. — И я понимаю, почему ты пойдёшь на всё, чтобы сохранить город в безопасности и в будущем.
— И что ты предлагаешь?
Плохой день, я поняла, это определённо был плохой день для него. Я не обиделась на злость в его словах.
— Пройди через эту войну, Рисанд, и тогда начинай беспокоиться о Тарквине и кровавых рубинах. Обезвредь Котёл, не дай Королю разрушить Стену и вновь поработить людей. После мы решим все остальные проблемы.
— Звучит так, будто ты собираешься задержаться здесь на какое-то время, — Рис задал вежливый, но острый вопрос.
— Я могу найти себе собственное жильё, если это то, на что ты намекаешь. Может, я воспользуюсь тем щедрым жалованием и куплю себе что-нибудь роскошное.
Но он лишь сказал:
— Прибереги свои деньги. Твоё имя уже добавлено в список тех, кто может тратить деньги с моего счёта. Покупай всё, что хочешь. Купи себе хоть целый чёртов дом, если пожелаешь.
Я скрипнула зубами, а затем — возможно, это была паника или безысходность — я сладко протянула:
— На днях я увидела милый магазинчик по ту сторону Сидры. Там продают много всяких очаровательных кружевных вещичек. Могу я и их купить на твои деньги или мне расплачиваться самой?
Его фиолетовые глаза снова скользнули на меня.
— Я не в настроении.
Не было ни тени юмора, ни озорства в его словах. Я могла бы уйти в дом греться у камина, но…
Он остался. Он боролся за меня.
Неделя за неделей, он боролся за меня, даже когда в ответ не получал никакой реакции, когда я едва разговаривала и мне было абсолютно всё равно, жива я или мертва, ела или голодала. Я не могла оставить его наедине с его тёмными мыслями, его чувством вины. Он нес их один на своих плечах уже достаточно долго.
Так что я удержала его взгляд.
— Я не знала, что иллирийцы такие унылые, когда напиваются.
— Я не пьян, я пью, — ответил он, и его зубы чуть сверкнули.