Дворец для рабов

– Я и не волнуюсь. Не согласен только.

– Что обозвал Иванушкой-дурачком?

– Братцем и сестрицей.

Глава 19

– Помоги… пожалуйста… – голос вплыл в сознание, разгоняя вязкое марево из снов и навязчивых образов.

Тим не помнил, что именно ему снилось. Кажется, куда-то бежал, звал, хотел успеть, но неизменно выходил на одно и то же место, блуждая кругами то в темном лесу, состоящем от силы из десятка деревьев, то в подвалах и тоннелях. Станция, на которую однажды вышел, была необычной: удивительно чистенькой, блестящей мрамором и серой плиткой на полу, со слишком ярким освещением, бьющим по глазам.

– Подходи-налетай! – крупный, лучащийся довольством и здоровьем мужик с черными блестящими глазами и выдающимися усами продавал кругляши колбасы, улыбался и размахивал руками, привлекая внимание. На станции он выглядел одновременно и чем-то чужеродным, и правильным. Казалось, он находился здесь вечность, как и эти колонны, высокий свод, пути, по которым положено ходить поездам.

Рядом с ним расположились продавцы курток из свиной кожи. В отдалении, постелив на пол брезент, два челнока торопливо раскладывали всякую посудную утварь: чайники, кружки, котелки, кастрюли и миски – все из белоснежного фарфора. На некоторых летели черные птицы, на других не имелось никакого рисунка вообще.

– Ярмарка! Ярмарка! – весело орал кто-то, но, сколько бы парень ни вертел головой в поисках крикуна, не увидел никого. Станция, если не считать торговцев и его самого, оставалась безлюдной. А еще здесь как-то по-особому вольготно дышалось, свежий ветер играл волосами, из тоннелей доносилась мелодия – вроде и привычная, но незнакомая, всегда разная, неподвластная запоминанию.

– Все метро нынче – одна сплошная ярмарка, – неожиданно произнесли совсем близко. – Ярмарка уродов. Ну да кому я объясняю? Ты ведь потому и сбежал, – сказал старик. Тиму он был знаком, но именно сейчас из головы напрочь вылетело, откуда именно.

– Я вовсе не… – начал парень.

– Не спорь, – потребовал тот вроде и серьезно, но смеясь глазами и довольно щурясь. – А вообще молодец, не засосало.

Тим решил не интересоваться, о чем он говорит, внутренне догадываясь, но не в состоянии сформулировать четко. Москва на поверхности и метрополитен внизу внезапно представились частью одного целого: двумя кольцами, входящими друг в друга с вечным биением жизни, хаотичным наверху и упорядоченным внизу. Однако после катастрофы все изменилось. Москва стала ловушкой для выживших и всех тех, кто в нее приходил. Из города невозможно было выбраться, но ему это удалось, причем не в одиночестве.

Старик улыбался.

– Удалось, – ответил он на мысли Тима.

Мелодию тоннеля разорвал низкий звук. Очень похожий Тим уже слышал – вчера на кладбище. Гул нарастал и нарастал, казалось, он одновременно шел отовсюду. Парень завертел головой, благо колонны не мешали обзору. С удивлением и неверием уставился он на черные ленты эскалаторов, медленно и бесшумно ползущих вверх. Широкая платформа, на которой он стоял, находилась посередине, над ней раскинулся потолочный свод, в самой высокой части которого пролегала полоса ярчайшего белого сияния.

– Как называется эта станция? – спросил Тим, словно ему было не все равно, будто он знал весь метрополитен наизусть, а не только «Маяковскую» и те несколько невообразимо прекрасных станций Кольца, экскурсию по которым организовал Немчинов. Жаль, в Полисе ему так и не удалось побывать. А может, наоборот – все к лучшему.

– Конечная! – со смешком ответил ему старик и, тряхнув седыми волосами, участливо поинтересовался: – Боишься?

– Нет.

Наверное, он слишком внимательно смотрел на эту светящуюся полосу наверху. Глаза приспособились к свету точно так же, как и к тьме ранее, и теперь тот более не казался ослепляющим, не был он и ярко-белым, а голубоватым, с то там, то здесь мелькающими облачками.

– Это же…

Старик громко расхохотался очень знакомым, приятным бархатным баритоном.

Раздался резкий гудок, шедший с двух противоположных сторон, заставивший все внутри буквально подпрыгнуть и перевернуться несколько раз. Сердце затрепетало и забилось вначале в пятках, затем – в горле. Яркий белый свет ударил из правого тоннеля. Запоздав всего на мгновение, абсолютно такой же луч вырвался из левого. А затем под стук колес и вой на станцию одновременно вынеслись два серо-голубых поезда, сверкая металлом гладких боков и синими полосами на них.

«Синяя стрела», – прочел парень, только как-то очень странно выглядели буквы. Удавалось рассмотреть то одну, то другую. Написание, может, и знакомое, а сложить их вместе не выходило. Однако он точно знал, что на боку вагона написано именно «Синяя стрела» и никак иначе.

– Но этого не может быть… – прошептал он.

– Еще как может, – возразил старик, сверкнув ярко-зелеными колдовскими глазами с золотой искрой. – Каждые две с половиной минуты.

Тим нахмурился. Насколько он помнил, глаза старика в последнюю встречу были темными, почти черными.