Дворец иллюзий

Когда пришло время спать, братья развернули матрасы и легли один возле другого. Кунти положила свой матрас у их изголовья, а мне дала самый старый, набитый тряпьем матрас. Я должна была спать у их ног. Сначала я хотела отказаться, но я так устала, что решила отложить свой бунт на следующий день.

Всю ночь я то просыпалась, то снова засыпала, прислушиваясь к унылому крику сов, и смотрела на луну, двигающуюся по темному небу. Мне было неудобно, я чувствовала себя жалкой и разочарованной. Но больше всего я злилась на Арджуну. Я ожидала, что он станет моим защитником. Это было самое малое, что он мог сделать после того, как вырвал меня из дома. И когда мой внутренний голос стал шептать, что Карна никогда бы со мной так не поступил, я не пыталась заглушить его.

Ночь казалась мне бесконечной. Кто-то храпел, кто-то гневно кричал во сне. Вдруг мне показалось, что я увидела мужчину в окне. Моим уставшим, тоскующим по дому глазам привиделось, что у мужчины было лицо Дхри, однако это было невозможно. С другой стороны, и хорошо. Дхри пришел бы в ярость, увидев меня лежащей на полу, у ног этих мужчин в день моей свадьбы, в то время как моя постель должна была быть устлана ароматными шелками. Но больше у меня не было брата, который мог защитить или побаловать меня. Слезы жалости к себе застилали мне глаза. Я надела свадебный венок на шею мужчины, который даже не побеспокоился назвать мне свое имя, и это изменило всё.

Я была готова погрузиться в отчаяние, как вдруг меня поразило: «Это то, на что она надеется!» Мысль эта моментально высушила мои слезы. Я решительно вздохнула — так, как, наверное, могла вздохнуть Кунти, будь она на моем месте. Я расслабила мышцы, как этому меня научила колдунья. «Всему свое время», — сказала я себе. Зачем беспокоиться о будущем, которое могло измениться как угодно, несмотря на все мои ожидания или желания Кунти? И вместе с этой мыслью ко мне пришел сон.

* * *

— У тебя горят баклажаны, — сказала Кунти дружелюбным голосом. — К тому же ты положила слишком много соли. О, посмотри, какие у тебя красные глаза! Я должна была бы догадаться, что такая принцесса, как ты, выросшая в роскоши, не имеет ни малейшего представления о приготовлении пищи!

Она снисходительно вздохнула.

— Не переживай, ты можешь чистить горшки, пока я буду готовить карри.

Но теперь я была готова.

— Почитаемая матушка, — сказала я, кланяясь, — конечно, я молода, и мои кулинарные умения не могут равняться с вашими. Но мой долг — облегчать вашу ношу настолько, насколько это в моих силах. Пожалуйста, позвольте мне помогать вам. Если ваши сыновья будут недовольны едой, то я охотно приму осуждение.

Я снова принялась за приготовление пищи, сосредоточившись на том, чему меня учила колдунья: довести масло до кипения, потом поджарить баклажан. Я умоляла огонь придержать свое пламя. Закрыв глаза, я вообразила пряную пасту из семян мака и корицы с кусочками баклажана, и вкусный запах заставил меня открыть глаза.

Когда во время обеда братья осыпали меня похвалами за необычайно вкусный карри и просили добавки, я возвратилась на кухню, предоставив Кунти возможность ухаживать за ее сыновьями. Лицо мое, со взглядом, устремленным в пол, выражало невозмутимое спокойствие. Но мы обе знали, что первый бой выиграла я.

15

Сто тысяч рупий

В первую же ночь все мои мечты были разрушены. А мечтала я о дворце в сто тысяч рупий, где, согласно предсказанию, мои мужья должны были сгореть дотла.

Я часто представляла себя насекомым. Как и мои сестры, я привязывалась к новому побегу, высасывая его сок. У меня не было глаз, поэтому я отдавала всю свою неуемную энергию на поглощение сока. Я, как сотни моих сестер, пила, и росла, и выделяла красную смолу до тех пор, пока она не покрыла меня и всех нас. Внутри я оставалась спокойной. Я росла. А внутри меня зрели яйца. Луна росла, становясь полной, она увеличивалась в один, два, три раза. Смола текла, распространяясь по веткам, окрашивая их в красный цвет, от этого дерево принимало вид танцующего пламени. Ожидающие селяне соглашались: «Да, совсем скоро». Яйца вылупились, сотни других молодых насекомых, перелетели на новые деревья, селяне срезали ветви и содрали смолу, отправив ее в Варанават, где Дурьодхана приказал построить дворец для своих пяти племянников.

А я? Я умерла. Не надо носить по мне траур. Я сделала свое дело.

* * *

Дворцы всегда меня поражали. Даже дворец отца, в котором царили мрак и навязчивая идея о мщении. Для чего же наши дома предназначены? Чтобы осуществлять наши мечты или чтобы выдавать наши личные секреты? Связь также существенна: мы растем, чтобы стать тем, чем мы живем внутри. Это была одна из причин, почему я стремилась покинуть дворец отца. (Но, непонятно почему, к тому времени, как я его покинула, было слишком поздно. Принципы, которым он следовал, уже оставили на мне свой отпечаток.)