Читаем Дворец Посейдона полностью

— Хочешь нас перед людьми опозорить? Как бродячий музыкант, по дворам побираешься!

«Кельмин пессо…»

— Всю жизнь надрывались мы с отцом! Это он во всем виноват, распустил, избаловал сыночка…

«Деемарлон эмпозо»…

— Измолотил тебя Духу — и молодец! Приходил извиняться, а я чуть руки ему целовать не кинулась. Когда только ты ума наберешься? Волосы отрастил, как девчонка! Был бы девкой, я бы хоть за волосы оттаскала, что мне с тобой делать, скажи сам…

«Эмпозо деемарлон»…

Беко сел на колодезный сруб и зевнул.

— Экзамены на носу, а он болтается, опять хочешь провалиться, бездельник! Или у тебя дядья в Тбилиси, как у некоторых, и они тебя в институт устроят?! На кого надеешься? Что прицепился к этой женщине? Нашел ровню! Что тебе от нее надо? И как она не погнала тебя, когда ты со своей дудкой заявился! Как тебе еще десятку ко лбу не приклеила, несчастный! Доберусь я до этой барыни, нарядится — и приветом не удостоит, гордячка! Сама — нахлебница, в руки Нико смотрит, а перед нами нос задирает! Тьфу на такую женщину! Я бы в казармах полы мыла, а тут бы не оставалась. Муж меня бросил, а я у свекра буду как сыр в масле кататься? Нет уж, извините, не нужен мне ее привет, я с ней в автобусе рядом не сяду! Приложи хоть мокрую тряпку к губам, урод! Ту женщину, которая на тебя взглянет, надо сжечь… Говорят, что муж ее бросил потому, что ничего в ней женского нету.

Беко спрыгнул с колодезного сруба, взбежал по лестнице и на балконе второго этажа опустился на пол. Вытянул ноги и тотчас заснул или впал в забытье.

Он чувствовал, как вокруг него толпились, голосили, бранились какие-то люди, как на стадионе после футбольного матча, и он кружился, мелькал, плавал, летал в этом водовороте, в состоянии невесомости. Пытался за что-то схватиться, уцепиться за чьи-то плечи, руки, ноги, волосы, но все выскальзывало из рук. Он открыл глаза и увидел, что лежит на самом солнцепеке, весь в поту.

Снова спустился во двор и опрокинул на голову ведро колодезной воды. Прислушался, как мать собирает цыплят: цып-цып, цып! Потом увидел отца. Александр сидел под яблоней и склеивал кувшин. Беко вышел на улицу и направился к Зининому дому. У ворот увидел Дато, тот протягивал ему трубу.

— Я знал, что ты придешь, — сказал Дато, — ты свою трубу забыл.

— Вот за ней и пришел.

— Куда идешь? — спросил мальчик.

— Никуда, — Беко продул мундштук.

— Поиграй.

— Нет.

— Тогда возьми меня с собой.

— Куда?

— Давай пойдем к морю.

— Нет, — сказал Беко, — у меня дело.

— И я с тобой, меня мама отпустила на час.

— Ладно, пошли, — он взял Дато за руку.

— Отпусти, — попросил Дато.

— Ты еще маленький, — улыбнулся Беко.

— Ничего подобного, — Дато засунул руки в карманы.

— Я тоже маленький, — уступил Беко.

Дато обиженно промолчал.

До писательской дачи они шли молча. У ворот Беко сказал:

— Подожди меня здесь, я сейчас вернусь.

— Нет, — замотал головой Дато, — Я с тобой. Здесь писатель живет, сказки сочиняет.

— Сказки?

— Мне мама сказала.

Они поднялись по лестнице и постучали. Дверь открыл Спиноза:

— Чего надо?

— Нам нужно видеть хозяина.

— Зачем?

— Это мы ему скажем.

— Ты тоже книгу хочешь?

— Он дома?

— Подожди здесь! — он захлопнул дверь у них перед носом.

— Это и есть Спиноза? — Дато потянул дверь за ручку.

— Да.

Спиноза скоро вернулся и открыл дверь:

— Входите!

Они очутились в большой светлой комнате, три высоких окна смотрели на море. Одну стену до самого потолка закрывали книги. На длинном массивном столе были разложены сабли, ружья, щиты, кольчуги, мечи и кинжалы. В глубокой нише стоял громадный серебряный канделябр. Там же на стене висела конская сбруя: серебряные стремена, уздечки, шпоры, плети. Внизу, вдоль всей стены расположилась старинная медная посуда.

В комнату вошел писатель с книгой и ручкой наготове.

— Нового у меня ничего нет…

— Я пришел, чтобы… — начал Беко, но хозяин не дал ему закончить.

— Хотя какое это имеет значение, я поставлю автограф на этой книге.

Тут он заметил Дато:

— Чей это лилипут?

— Сын учительницы Зины.

— В самом деле? — оживился Спиноза и, присев на корточки, засюсюкал: — Как тебя зовут, малыш?

— Дато.

Спиноза поднял на Беко глаза и жалобно спросил:

— Это правда ее сын?

— Да.

— Не знал, что у нее такой взрослый сын, — заметил писатель, глядя в раскрытую книгу и, как видно, раздумывая, что написать.

Потом он отложил книгу и подошел к Дато, который рассматривал оружие, разложенное на столе.

— Нравится? — спросил он.

— Нравится, — ответил Дато, безуспешно пытаясь сдвинуть с места саблю.

— Значит, ты внук Нико?

— Да.

— Вспомнил, вспомнил, — он повернулся к Спинозе. — Чем мы можем угостить мальчика?

Спиноза пожал плечами.

— У нас есть молоко! — лицо писателя просияло, и он обратился к Дато — Ты ведь любишь молоко?

— Нет, — решительно сказал Дато.

— Вот и прекрасно, сейчас мы тебя напоим. Бондо, дорогой, принеси молока.

Спиноза взглянул на Беко.

— Не нужно молока, — сказал Беко, — не беспокойтесь.

— Бондо, я просил принести молоко, — повторил писатель и спросил, склонясь к Дато: — Ты читать умеешь?

— Нет, — признался Дато.

— Вот когда научишься читать, приходи ко мне.

Перейти на страницу:

Все книги серии Библиотека «Дружбы народов»

Собиратели трав
Собиратели трав

Анатолия Кима трудно цитировать. Трудно хотя бы потому, что он сам провоцирует на определенные цитаты, концентрируя в них концепцию мира. Трудно уйти от этих ловушек. А представленная отдельными цитатами, его проза иной раз может произвести впечатление ложной многозначительности, перенасыщенности патетикой.Патетический тон его повествования крепко связан с условностью действия, с яростным и радостным восприятием человеческого бытия как вечно живого мифа. Сотворенный им собственный неповторимый мир уже не может существовать вне высокого пафоса слов.Потому что его проза — призыв к единству людей, связанных вместе самим существованием человечества. Преемственность человеческих чувств, преемственность любви и добра, радость земной жизни, переходящая от матери к сыну, от сына к его детям, в будущее — вот основа оптимизма писателя Анатолия Кима. Герои его проходят дорогой потерь, испытывают неустроенность и одиночество, прежде чем понять необходимость Звездного братства людей. Только став творческой личностью, познаешь чувство ответственности перед настоящим и будущим. И писатель буквально требует от всех людей пробуждения в них творческого начала. Оно присутствует в каждом из нас. Поверив в это, начинаешь постигать подлинную ценность человеческой жизни. В издание вошли избранные произведения писателя.

Анатолий Андреевич Ким

Проза / Советская классическая проза

Похожие книги

Шаг влево, шаг вправо
Шаг влево, шаг вправо

Много лет назад бывший следователь Степанов совершил должностное преступление. Добрый поступок, когда он из жалости выгородил беременную соучастницу грабителей в деле о краже раритетов из музея, сейчас «аукнулся» бедой. Двадцать лет пролежали в тайнике у следователя старинные песочные часы и золотой футляр для молитвослова, полученные им в качестве «моральной компенсации» за беспокойство, и вот – сейф взломан, ценности бесследно исчезли… Приглашенная Степановым частный детектив Татьяна Иванова обнаруживает на одном из сайтов в Интернете объявление: некто предлагает купить старинный футляр для молитвенника. Кто же похитил музейные экспонаты из тайника – это и предстоит выяснить Татьяне Ивановой. И, конечно, желательно обнаружить и сами ценности, при этом таким образом, чтобы не пострадала репутация старого следователя…

Марина Серова , Марина С. Серова

Детективы / Проза / Рассказ