Дворец Посейдона

Он громко засмеялся жизнерадостным смехом здорового человека.

Заза невольно улыбнулся. Наверно, потому что его удивило — как сразу изменился этот степенный, солидный, уверенный в себе мужчина.

— Гляньте, какое солнце! Какой синевой сверкает небо! А внизу, на земле, лежит снег, невероятно!

Москва. Воскресенье. Магда уехала за город, Заза вспоминает, как он встретил Магду на выставке. Мастерская Папуны. Ресторан «Берлин»

На земле лежал снег. Снег покрывал все: дороги, улицы, крыши. Когтями вцепился он в голые ветви деревьев. Упорно и спокойно лежал он на ветках, словно собирался остаться здесь навсегда. С водосточных труб и крыш свисали длинные сосульки, словно замки, наложенные зимой. Зазе казалось, что все, кто сидит сейчас в самолете, тоже думают о снеге. И вглядываются в следы, оставленные на снегу. Не перестают думать и тогда, когда стюардесса раздает завтрак и когда после завтрака закуривают сигарету, или просматривают журнал, или играют в шахматы, или просто дремлют в кресле.

Самолет приземлился во Внуковском аэропорту. Все направились к зданию аэропорта и терпеливо встали в очередь за багажом. А Заза пошел к выходу.

— Заза! — крикнул ему Давид. — Куда вы?

— На автобус!

— А багаж?

— У меня нет багажа.

— Подождите, пойдем вместе!

— Хорошо.

Заза опустился в кожаное кресло. Мимо него прошествовало семейство Шалико. Он держал в руках два большущих чемодана — лицо у него было счастливое, он о чем-то возбужденно говорил жене. Она тоже, как видно, была в прекрасном настроении.

— Я же тебе говорила, говорила! — твердила она.

Потом мимо Зазы прошел солдат, он улыбнулся и кивнул Зазе, побежал к выходу, туда, где его ждала пожилая женщина, повязанная большим белым платком, в больших неуклюжих валенках. Солдат хотел поднять женщину на руки, та отбивалась, смущенно смеясь. Затем солдат вынул из своего сундучка гармошку и вдохновенно задул в нее. Женщина прикрыла ему рот ладонью, испуганно оглядываясь по сторонам.

Наконец появился и Давид. В одной руке он держал портфель, в другой огромный чемодан, который время от времени подталкивал коленом.

Заза встал:

— Давайте, я вам помогу.

— Вот, возьмите этот портфель!

Заза взял у него портфель, и они вышли из здания.

— Кто сказал, что в Москве холодно? — Давид сложил губы трубочкой и с силой выдохнул — изо рта струился пар.

— Автобус, по-моему, здесь останавливается, — Заза указал на небольшую группу ожидающих пассажиров.

— Поедем на такси, — сказал Давид и, засмеявшись, продолжал: — Отсюда я всегда еду на такси, а когда возвращаюсь — на автобусе.

На остановке такси собралась длинная очередь. Но машины подкатывали одна за другой.

В машине они сидели молча. Молчание опять нарушил Давид:

— В какой гостинице вы остановитесь?

— Я должен вернуться обратно сегодня вечером.

— Сегодня вечером?

— Да.

— Я буду в гостинице «Москва».

— Прекрасная гостиница — и в центре, — Заза как бы продолжал недосказанную Давидом мысль.

Они снова замолчали.

— Буду рад, если вы зайдете ко мне, — спустя некоторое время проговорил Давид, — разумеется, если у вас останется время.

— Благодарю.

— До семи часов я буду у себя.

— Большое спасибо.

— Вот и хорошо. А теперь — куда вам ехать?

— Я тоже сойду у гостиницы.

— Почему? Скажите, куда вас подвезти?

— К гостинице, это рядом.

— Как угодно.

«Что может быть лучше знакомства с хорошим человеком, — думал Заза. — Как он просто держится, словно мы с ним ровесники. Если бы все были такими… А может быть, все это наигранно? Нет, такие не притворяются! Интересно все же, что он думает о Торнике? Он даже избегает говорить о нем. А как он радовался, когда увидел небо. Нет, такие не умеют притворяться!»

Обойдя памятник Марксу, Заза перешел к гостинице «Метрополь» и зашагал по подъему. Снег сгребали с тротуаров, и тротуары были до удивления чистые и сухие. Мерзли руки, и лицо стыло на морозе. Он выбросил сигарету: курить в такой холод было неприятно.

«А многие играют! Им могут позавидовать первоклассные актеры. Куда актерам до них! Как они мастерски гримируются, надевают маску. Как искусно изображают понимание и сочувствие. Даже плачут, а как смеются? Смеются так искренне, так сердечно, а сердце у них такое же пустое и равнодушное, как почтовый ящик. Да-да, как почтовый ящик. А я в него опускаю письма и, как дурак, пишу в них все, что думаю, все…

Неужели для того, чтобы жить, обязательно надевать маску? И как здорово они подбирают маски! У одних — маска веселья, у других — мудрости, а третьи прилаживают шутовскую, шутам многое сходит!»