Читаем Дворец сновидений полностью

Марк-Алем хотел было спросить, что это значит, но не осмелился. Архивариус шел посередине комнаты, и Марк-Алем следовал за ним. Тот остановился перед полкой, прогибавшейся под тяжестью папок.

— Здесь конец света в представлении народов, у которых очень ветреные зимы. — Он дотронулся рукой до полки, словно пытаясь выпрямить ее, затем повернулся к Марк-Алему: — Иногда толкователи, спускающиеся в Архив, ведут себя высокомерно и разговаривают сквозь зубы. Ты мне нравишься, помимо прочего, своей вежливостью.

— Спасибо, — сказал Марк-Алем.

Из длинной комнаты в соседнюю вела очень низкая дверь. Запах старой бумаги становился чем дальше, тем все сильнее; казалось, от него спирало дыхание.

— Восстание мертвых, — архивариус показал рукой на одну из стен. — Аллах, ну и ужасы тут… Но неважно, пойдем дальше. Хаос: земля, смешавшаяся с небом, — продолжал объяснять он. — Вот эти все сундуки, стоящие тут. Жизнесмерть или смертежизнь, называй как хочешь. Замыслы жизней женского происхождения. С мужской закваской. Идем дальше. Любовные сновидения. Вся эта комната и еще одна, смежная, битком ими набиты. Экономические кризисы, обесценивание валюты, рента владельцев чифлигов, банки, это все собрано тут. А вот и заговоры. Государственные перевороты, подавленные в зародыше. Хулы на веру.

Марк-Алему казалось, что голос архивариуса начинал звучать откуда-то издалека. Порой, особенно когда они шли по галереям, переходя из одной комнаты в другую, он уже плохо различал слова. Каменные арки заглушали их дребезжащим эхом.

— Теперь… перь… перь… увидим… дим… дим… сновидения о рабстве… стве… дения… стве…

Скрип дверей, сквозь которые они проходили, вызывал дрожь, пробирая Марк-Алема до мозга костей.

— Сновидения первоначальной эпохи рабства, — архивариус обвел рукой стены, — или, как их еще называют, «сновидения первичного рабства», чтобы отличать их от более поздних, то есть глубокого рабства. На самом деле они совершенно разные. Это как с первой любовью, которая отличается от остальных, хе, хе. А вот отсюда и до самого конца комнаты папки с великими кошмарами.

Великие кошмары, повторил про себя Марк-Алем, не сводя глаз с сундуков. Доколе же ему бродить по этому аду?

— Вчера тут рылись до самой поздней ночи баш-эндероры, — архивариус понизил голос. — Удивляться нечему, потому что здесь можно найти самые жуткие кошмары, начиная с тех, что некоторые народы в последнее время называют своим «национальным возрождением», ты понимаешь, воскрешение не одного мертвеца, а целого народа, и заканчивая такими, что и язык не повернется рассказать. Ну да ладно, пойдем дальше. А вот и комната, которая нужна тебе. Сновидения накануне кровопролитий, если не ошибаюсь, верно?

— Да, — подтвердил Марк-Алем.

— Вот в этом ряду их папки. Здесь вообще все сны, увиденные ночью накануне великих битв, частично даже на рассвете. Битва при Керк-Килии, битва Баязида Молниеносного с Тамерланом. Две венгерские кампании.

— А Косовская битва здесь? — совсем тихо спросил Марк-Алем.

Архивариус широко открыл глаза.

— Та древняя, тысяча триста восемьдесят девятого года, против объединенных Балкан?

— Именно, — сказал Марк-Алем.

— Наверняка где-то тут. Подожди немного.

Он повернулся спиной и исчез между шкафами, едва ли не разваливавшимися от тяжести своего содержимого, чтобы найти сотрудника, работавшего в этой комнате. Он быстро вернулся вместе с ним.

— Здесь примерно семьдесят снов, увиденных на рассвете того фатального дня, — пояснил архивариус, глядя то на Марк-Алема, то на обслуживающего этот отдел сотрудника, кивавшего в знак согласия сухощавой головой.

— Их должно было быть больше, но значительная часть, скорее всего, утрачена, — проговорил сотрудник тонким голосом. — И даже из тех, что сохранились, часть представлена обрывочно, как уж получилось записать в спешке рано утром.

— Вот как?! — воскликнул Марк-Алем, не сдержавшись. Дома он часто слышал разговоры об этой битве.

— И главное сновидение тоже выбрали в спешке, чтобы успеть доставить в шатер султана на рассвете, — продолжал сотрудник.

— Они даже успели выбрать главное сновидение? — изумился Марк-Алем.

— Без сомнения. А как же иначе?

— И оно находится здесь?

— Нет, оно в комнате главных сновидений, вместе с остальными.

— Мы пойдем и туда, не переживай, — сказал архивариус.

Сотрудник стоял рядом в ожидании. У Марк-Алема создалось впечатление, что о битве, произошедшей пятьсот лет назад, он рассказывал как о чем-то, что случилось на прошлой неделе. Словно прочитав его мысли, архивариус тихо пояснил:

— Папка с делом Косовской битвы одна из самых запрашиваемых здесь.

— В самом деле?

Перейти на страницу:

Похожие книги

О медленности
О медленности

Рассуждения о неуклонно растущем темпе современной жизни давно стали общим местом в художественной и гуманитарной мысли. В ответ на это всеобщее ускорение возникла концепция «медленности», то есть искусственного замедления жизни – в том числе средствами визуального искусства. В своей книге Лутц Кёпник осмысляет это явление и анализирует художественные практики, которые имеют дело «с расширенной структурой времени и со стратегиями сомнения, отсрочки и промедления, позволяющими замедлить темп и ощутить неоднородное, многоликое течение настоящего». Среди них – кино Питера Уира и Вернера Херцога, фотографии Вилли Доэрти и Хироюки Масуямы, медиаобъекты Олафура Элиассона и Джанет Кардифф. Автор уверен, что за этими опытами стоит вовсе не ностальгия по идиллическому прошлому, а стремление проникнуть в суть настоящего и задуматься о природе времени. Лутц Кёпник – профессор Университета Вандербильта, специалист по визуальному искусству и интеллектуальной истории.

Лутц Кёпник

Кино / Прочее / Культура и искусство
Мы против вас
Мы против вас

«Мы против вас» продолжает начатый в книге «Медвежий угол» рассказ о небольшом городке Бьорнстад, затерявшемся в лесах северной Швеции. Здесь живут суровые, гордые и трудолюбивые люди, не привыкшие ждать милостей от судьбы. Все их надежды на лучшее связаны с местной хоккейной командой, рассчитывающей на победу в общенациональном турнире. Но трагические события накануне важнейшей игры разделяют население городка на два лагеря, а над клубом нависает угроза закрытия: его лучшие игроки, а затем и тренер, уходят в команду соперников из соседнего городка, туда же перетекают и спонсорские деньги. Жители «медвежьего угла» растеряны и подавлены…Однако жизнь дает городку шанс – в нем появляются новые лица, а с ними – возможность возродить любимую команду, которую не бросили и стремительный Амат, и неукротимый Беньи, и добродушный увалень надежный Бубу.По мере приближения решающего матча спортивное соперничество все больше перерастает в открытую войну: одни, ослепленные эмоциями, совершают непоправимые ошибки, другие охотно подливают масла в разгорающееся пламя взаимной ненависти… К чему приведет это «мы против вас»?

Фредрик Бакман

Современная русская и зарубежная проза / Прочее / Современная зарубежная литература
Лучшие речи
Лучшие речи

Анатолий Федорович Кони (1844–1927) – доктор уголовного права, знаменитый судебный оратор, видный государственный и общественный деятель, одна из крупнейших фигур юриспруденции Российской империи. Начинал свою карьеру как прокурор, а впоследствии стал известным своей неподкупной честностью судьей. Кони занимался и литературной деятельностью – он известен как автор мемуаров о великих людях своего времени.В этот сборник вошли не только лучшие речи А. Кони на посту обвинителя, но и знаменитые напутствия присяжным и кассационные заключения уже в бытность судьей. Книга будет интересна не только юристам и студентам, изучающим юриспруденцию, но и самому широкому кругу читателей – ведь представленные в ней дела и сейчас читаются, как увлекательные документальные детективы.В формате PDF A4 сохранен издательский макет.

Анатолий Федорович Кони , Анатолий Фёдорович Кони

Юриспруденция / Прочее / Классическая литература