Однако и теперь он все еще стоит на том же месте, и мой старый отец кормит по утрам потомков того самого лебедя, а на стене центрального зала над камином висит большой герб нашего рода: княжеская корона с девятью зубцами, простой неразделенный треугольный щит, на нем — белый лебедь на червленом поле, а на ленте под щитом девиз: «Честь выше славы!»
Андрей окончил рассказ, но еще долго никто не шелохнулся и стояла глубокая тишина.
Давно уже наступила ночь.
— Вот интересно, — сказал Картымазов, — я однажды укрывался в одном монастыре. Там у них была большая библиотека, и поскольку мне пришлось укрываться долго, я перечитал все их списки[9]
с разных летописей. Там было много о Борисе, Глебе, Ярополке и даже о Святополке, но ни слова о его потомках. Почему?— Наверно, потому, — ответил Андрей, — что летописи любят тех, кто воюет, завоевывает и убивает. Этих людей, и даже иногда их жертв, они хвалят или порицают, но, по крайней мере, помнят. А тех, кто не убивал и не был убит, не завоевывал и не был завоеван, — тех не замечают и не запоминают… Хотя, если подумать, большинство людей на свете относятся как раз к этим, безвестным и забытым. Впрочем, то, что я рассказал, — не история, а всего лишь семейное предание, легенда…
В темноте стало слышно, как Андрей встал, прошел к почти потухшей печи, и там что-то заскреблось и зашуршало.
— Зажечь лучину? — спросил Филипп.
— Нет-нет, — ответил Андрей. — Хорошо в темноте. Мы не видим друг друга, но знаем, что каждый тут, рядом, и что все мы — вместе.
— Клянусь тарпаном, хорошо сказано! — восхитился Филипп. — И знаете, меня вдруг поразила мысль — ведь это как в жизни: вот когда мы расстанемся — должно быть так же — не видишь друг друга, а чувствуешь, что все вместе! Нет, это очень здорово!
Медведев вынул свой трут, чиркнул кремнем и раздул маленький уголек. Картымазов сунул ему лучину, она затрещала и озарила комнату призрачным светом.
Андрея не было.
На столе лежал большой лист бумаги, крупно и коряво исписанный в темноте угольком из печи.
Медведев поднес его к лучине и прочел вслух:
— «Не люблю прощаний. Посидите еще немного в темноте. Я с вами. Сейчас и всегда. Андрей».
Лучинка погасла.
Все молча уселись на прежние места и, застыв неподвижно, долго вслушивались в мерный, затихающий топот копыт, пока он не растаял окончательно в безветренной и теплой весенней ночи…
Глава вторая
Завтрашний день
Картымазов оказался прав.
После отъезда князя Андрея события стали разворачиваться в нарастающем темпе. Однако подготовка к этим событиям шла, должно быть, раньше и первые следы ее Медведев обнаружил той же ночью, когда они с Картымазовым вернулись от Филиппа и, попрощавшись, расстались на своем берегу Угры.
Малыша Василию привел Никола, отсидевший весь день в наблюдателях со стороны монастыря, и рассказал о мелком происшествии, случившемся в конце дня. Какой-то мужик переплывал Угру в границах Березок, и Никола тотчас просигналил отцу. Едва пловец успел выйти на берег и одеться (узелок с одеждой он держал над головой), как появился вооруженный до зубов Ивашко и грозно начал допытывать его, кто таков и что тут делает. Мужичок страшно перепугался, сказал, что живет в Синем Логе и хотел потихоньку от жены и монастырской проверки навестить куму, живущую в Даниловке. Его отпустили, а Никола проследил с вышки — тот бегом побежал по дороге и скрылся в лесу.
— А дальше?
— Что «дальше»? — не понял Никола.
— Дальше куда он пошел?
— Ну-у, наверно в Даниловку…
— Вот видишь — «наверно». А надо было, чтоб Гаврилко немедля поехал за ним следом, да проследил его не только до самой Даниловки, но и до самого дома, да расспросил бы потом местных, действительно ли живет там женщина, имеющая кума в Синем Логе. Но я уверен, что ни в какую Даниловку он не ходил, а, исчезнув из виду, тут же вернулся кружным путем в Синий Лог и доложил обо всем тем, кто его послал…
На следующее утро, когда Медведев давал своим людям разные советы из арсенала своего богатого военного опыта, Епифаний крикнул с дерева, что от Картымазовки мчится всадник.
Человек Картымазова передал, что его хозяин и срочно прибывший из-за Угры Филипп Бартенев с поклоном просят Медведева немедля приехать по важному делу.
Василий объявил полную боевую готовность, велел всех неизвестных задерживать, в случае непредвиденных ситуаций сразу посылать за ним и помчался в Картымазовку.
У крыльца дома, где он впервые разговаривал с Картымазовым, его встретила Василиса Петровна и проводила в горницу.
Картьшазов и Филипп шагнули ему навстречу и по молча обняли его.
Федор Лукич протянул два листа грубой желтой бумаги, свернутых в трубку, — один большой, с печатью на шнурке, другой маленький, простой.
Медведев начал с большого.