В комнату вошла няня в голубом фартуке и косынке, с засученными широкими рукавами.
— Ну как спала, голубка моя? Мне было не велено будить тебя, хотя твоя бабушка, ее светлость Анна Владимировна, в восемь утра, как обычно, уже на коленях в церкви. Вставай, вставай, пора.
— Няня, принеси мне шоколад в постель, — заявила я.
— Шоколад в постель? Еще что выдумала? И откуда у тебя только такие привычки? Ты что, испорченная купеческая дочка или балерина какая?
— Ладно, няня, перестань браниться. — Я принялась болтать ногами на краю кровати, но как только встала, то сразу же застонала от боли. — Ой, как ноги болят. Я не могу ходить!
— Ну вот, сейчас начнешь жаловаться, что у тебя все болит. Я это уже слышала! И что только подумают наши барыни? — заявила няня.
Теперь меня совершенно не волновало, кто и что обо мне подумает. Я оставалась в тапочках, даже когда полностью оделась.
Я уже позавтракала, когда вошла Вера Кирилловна:
— Как сегодня поживает наше милое дитя?
— Ее узнать нельзя, ваше превосходительство. То вздыхает, то улыбается, а ленива-то как, никто и не догадается, что она закончила институт с золотой медалью, — ответила няня.
С ласковой снисходительностью моя 'educatrice улыбнулась. И усаживаясь рядом со мной, она тихо, но многозначительно сказала:
— Вы пользуетесь успехом, милое дитя. Цветы и конфеты от Елисеева приносят все утро, а несколько господ оставили свои визитные карточки. Например, вот эта...
Я подумала — от него. Но как только Вера Кирилловна протянула мне карточку Игоря Константиновича с гербом дома Романовых — львом, стоящим на задних лапах, — мои пальцы онемели.
— От кого же остальные карточки, Вера Кирилловна?
Ото всех, только не от него.
Но, может быть, он прислал цветы, конфеты, хоть что-нибудь? Нет и нет! Может, с ним что-нибудь случилось, о господи, он заболел, ранен! Нет, Вера Кирилловна сказала, что, когда отец уезжал сегодня на прогулку с дядей Стеном, она ничего не слышала о молодом князе Стефане.
— Но ведь что-то он сейчас делает, Вера Кирилловна, — настаивала я.
— Возможно, летает на своем новом аэроплане, или, может быть, у него... какие-то другие интересы. — Интересы, связанные с его „репутацией“, поняла я и, с ненавистью посмотрев на свою 'educatrice, сказала:
— Если князь Веславский будет меня спрашивать, меня нет дома.
Я велела ей отнести цветы и конфеты в госпиталь Святой Марии и, предупредив, что намерена заниматься, попросила меня не беспокоить.
Однако вместо занятий я расхаживала, прихрамывая, по комнате, то садилась, то вскакивала, безуспешно пытаясь читать, подходила к окну и смотрела на оживленное движение на реке и, находя все это бессмысленным, только все больше раздражалась.
— В чем дело? — обратилась я к Бобби, которому, наверное, уже надоело смотреть на мои беспорядочные передвижения по комнате. — Зачем тогда все это, если у него есть своя жизнь, где для меня нет места; если в это же самое время он, может быть, усаживает девушку в свой новый аэроплан, чтобы испугать ее таким образом и принудить... ко всему, что он хотел бы с ней сделать? Нет, я не могу больше об этом думать!
От всех этих мыслей я пришла в ярость. Мне захотелось, чтобы аэроплан разбился вместе с ними обоими, а он был бы ранен, а лучше убит. Мне стало невероятно тоскливо. Нужно позвонить, попытаться найти... Да нет, с ним все в порядке, просто у него нет времени думать обо мне, я просто навообразила слишком много на балу. Удрученно я сползла на пол.
Так я и сидела, обхватив лицо ладонями и с Бобби в ногах, пока не вошла няня, отрывисто сказав:
— Князь Стефан внизу.
— Стиви? Здесь? — Я полетела к дверям, забыв про тапочки. — Мои туфли! Где они? Принесите же их! Какие вы все медлительные! Бобби, стоять! Боже мой, он уйдет, я упущу его! — Я вылетела из комнаты и помчалась по ступенькам вниз.
— У нее же болят ноги, она не может ходить! — закричала няня горничным, которые кинулись к лестнице при моем появлении.
— Это ее суженый, это великий князь, ах, что за день, наша любимая княжна так юна, ах, как прекрасно! — заверещали горничные.
— Суженый! Великий князь! Дуры! — доносились ко мне сверху ворчливые реплики няни.
Я продолжала лететь через музыкальную комнату и портретную галерею, остановившись только перед величественно подходящей Верой Кирилловной, которая сказала:
— Я сказала князю, вашему кузену, что вы измучены после бала и не можете принять его, милое дитя.
— Вера Кирилловна! Нет! Вы не могли! Верните его назад!
Я уже было помчалась за ним, но моя 'educatrice приподняла свой гордый подбородок.
— Княжна, контролируйте себя.
Вызвав лакея, она приказала ему задержать князя Веславского, если он еще не ушел, и пригласить его в голубую гостиную.
Мне показалось, что прошла вечность, пока слуга вернулся и доложил, что князь нас ждет.
— Мы увидим князя Стефана через несколько минут, если вы будете вести себя подобающим образом, mademoiselle, — предупредила Вера Кирилловна, и мы проследовали по анфиладе комнат в стиле рококо и императорским гостиным в маленький салон в стиле Людовика XV, обитый голубым шелком.