Дворянская дочь

Стояла жара, и я чувствовала себя вялой и ленивой. Ночью, слушая всплески воды, бьющейся о гранитный причал внизу, у подножия многоярусного спуска к заливу, я уснула, думая о нем. Мне снились они отец, один превращался в другого и наоборот. Поэтому я не удивилась, когда, открыв однажды глаза, увидела его. Онстоял в ногах моей постели, озаренный лунным светом, проникавшим сквозь растворенное французское окно, которое выходило на балкон. „Как ясно я его вижу, что за чудесный сон, — подумала я. — Но отчего Стиви одет, как матрос? И почему у него в руках плащ?“

Я резко приподнялась, натягивая до подбородка одеяло.

— Стиви! — А это был он, и не во сне, а наяву. — Что ты здесь делаешь?

Бобби, даже не залаявший, поскольку привык к прошлым вторжениям Стиви, встал, насторожив уши. Он тоже был весьма удивлен.

Стиви присел на мою кровать и, погладив сеттера, произнес:

— Я пришел за тобой. Мой кузен Берсфорд с несколькими английскими друзьями ждут на своей яхте в заливе. Капитан обвенчает нас.

— Обвенчает нас? Капитан? — Переход от грез к реальности был слишком стремителен для моего воображения.

— Это будет совершенно законно. Позже, когда все уладится, ты перейдешь в католичество, и мы обвенчаемся в часовне нашего замка.

— А что, если не уладится?

— Не волнуйся, все будет хорошо. Отец поворчит немного, но матушка уговорит его, и дядя Петр поймет.

— И как долго нам придется... — на мгновение я запнулась, — оставаться на яхте?

— Столько, сколько понадобится. Это будет наш медовый месяц.

Я обхватила руками колени, пытаясь представить себе этот наш медовый месяц на яхте: мы сидим после ужина на корме, рука в руке, глядим на фосфоресцирующие волны в кильватере корабля, как мы часто сидели и смотрели с отцом на борту „Хелены“; отправляемся на ночь в нашу каюту и... Я глубоко вздохнула.

— Ничего не выйдет, Стиви.

— Почему?

Здесь мне на помощь пришла весьма прозаическая мысль.

— У тебя начнется ужасная морская болезнь.

Стиви был явно раздосадован.

— Таня, на карту поставлено наше будущее, а ты ведешь себя как ребенок!

Я подумала о том, что сказала бы на это моя строгая Таник, и набралась смелости.

— Это ты ведешь себя как ребенок, мой милый, глупый Стиви. Мы больше не можем лазить по балконам и убегать по ночам, как в детстве. Ты уже не мальчик.

— Да, я мужчина. И мужчина не может ждать два или три года женщину, которую он любит и желает.

Меня охватил восхитительный трепет. А что, если он похитит меня? Но я вовремя призвала на помощь здравый смысл и правила приличия.

— Ты не должен так говорить. Тебе нельзя здесь находиться и не сиди, пожалуйста, на моей постели!

Он поднялся и произнес повелительным тоном:

— Быстро вставай и собирайся.

— Мои вещи в гардеробной, а няня спит рядом. К тому же в прихожей спит вооруженный Федор. Если он тебя здесь найдет, то убьет.

Но опасность не могла остановить Веславского.

— Я принес плащ, накинешь его поверх пеньюара. — Он протянул мне пеньюар, висевший на спинке кресла возле постели.

Я решила, что буду в большей безопасности, встав с постели.

— Отвернись, пожалуйста.

Когда он отвернулся, я встала, одеваясь и в то же время отходя в дальний угол спальни. Стиви приблизился, протягивая мне плащ.

Я отступила назад, делая руками отталкивающий жест.

— Стиви, будь благоразумен! Подумай о своей матери, своем отце, вспомни, кто ты. Ты никогда не сможешь стать польским королем. Это был бы ненастоящий брак, и Его Величество был бы просто взбешен. Тебя могут сослать в Сибирь... — говорила я быстрым шепотом, в то время как внутренний голос твердил: „Чепуха! Успокойся и позволь ему делать с тобой все, что он хочет“.

— Отчего же никогда? — усмехнулся Стиви. — Если хочешь знать, поляки могут подняться против России, все как один. Говорю тебе, это единственный путь. Я чувствую, если ты сейчас не станешь моей, то уже никогда не станешь. Не ускользай от меня, моя милая, я не причиню тебе боли, я не позволю, чтобы зло когда-либо коснулось тебя, любовь моя, — умолял он, преследуя меня по комнате.

Я споткнулась о кресло, и не страх от возможного похищения, а мысль о том, что моего кузена могут обнаружить, парализовала меня на мгновение. Стиви тут же настиг меня, нежный и умоляющий, но в то же время настроенный весьма решительно.

— Ну же, красавица моя, не бойся, — он накинул плащ мне на плечи. — Как мило ты выглядишь в капюшоне! Идем же, Ким ждет внизу в лодке.

Я не могла шевельнуться.

— Если ты сию же минуту меня не оставишь, я позову, и тебя убьют, — солгала я.

Нежное и умоляющее выражение исчезло с лица моего кузена.

— Я так и знал, что ты не пойдешь по доброй воле, — сказал он.

Он стремительно повернул меня кругом, крепко повязав мне рот одним шелковым платком и связав мне руки за спиной другим, и взял меня на руки.

„Он похитит меня“, — подумала я с облегчением.

Чувствуя себя в полной безопасности в его сильных руках, поднявших меня с такой легкостью, словно отрешившись от всего, я закрыла глаза.

Однако, к моему разочарованию, он вдруг меня развязал и опустил в кресло.

Упав на колени, Стиви целовал мои руки.