Дворянская дочь

— О Константинополе, chère Зинаида. Его Величество мечтает присоединить Константинополь к короне империи, — Вера Кирилловна на все имела готовый ответ. — В то время как у наших доблестных отрядов не хватает винтовок и снарядов, наш государь строит грандиозные планы ради будущего мира, который Россия создаст в Европе. Мария Павловна узнала об этом от господина Палеолога после его последней аудиенции у Его Величества. Французский посол обо всем рассказывает Ее Императорскому Высочеству.

— Довольно болтать, Вера Кирилловна, ваш ход!

Я видела, что мутные воды интриг, где моя бывшая éducatrice плавала как рыба в воде, были загрязнены гораздо больше, чем я это чувствовала в раннем возрасте. Меня переполняло все большее презрение к общественному строю, допустившему войну, прославлявшему страдание и скрывавшему правду о мерзости и бессмысленности войны. Я могла бы сочувствовать революционерам, если бы они сами не сеяли насилие, жестокость и всякий обман. Да, ложь была повсюду: во всех речах — и за, и против войны. Ложь была в самой сути вещей! Нет, уж лучше перевязывать гангренозные раны, лучше выпускать гной или держать тазик возле рта пациента, когда его рвет, чем дефилировать среди лгунов, как Вера Кирилловна, источая улыбки и благоухание.

Однако, несмотря на то, что я стала осознавать серьезную близорукость нашего правительства и верховной власти, всякий раз во время визитов в Царское Село я снова попадала под обаяние царской семьи.

В отличие от преобладавшей в Петрограде атмосферы тревоги и недовольства, этой зимой семейный круг в Александровском дворце находился в наилучшем расположении духа. Алексею Николаевичу скоро должно было исполниться одиннадцать лет: возраст, считавшийся критическим для больных гемофилией, поскольку большая часть больных не переживала его. Казалось, что с мальчиком все хорошо, такой он был подвижный и красивый. Для забавы у него был смешной ослик, коккер-спаниэль и кот. Ему позволялось играть с детьми Деревянко, одного из двоих его дядек-матросов. Эти дети, помимо сестер, были его единственной компанией. Даже его двоюродные братья, сыновья жившей неподалеку сестры государя, великой княгини Ксении, не допускались к тесному общению, что использовалось как доказательство ревнивого недоверия Александры по отношению к императорской фамилии. Это усугубляло неприязнь, если не ненависть, которую к ней питали члены императорской семьи.

Освобожденная от поглощавшей ее заботы о здоровье наследника Александра испытывала теперь прилив сил. В то время как младшие дети занимались с учителями, императрица с двумя старшими дочерьми каждый день трудилась в своем лазарете, находившемся в городе. Ее решимость вызывала почтение у персонала, но не у всего населения, которое справедливо полагало, что императрица должна заниматься более важными делами.

Ольга и Татьяна Николаевна также были заняты в своих комитетах помощи беженцам. Их романтические увлечения партнерами по танцам на императорской яхте остались далеко в довоенном прошлом. Румынскому князю Каролу не удалось завоевать сердце Ольги; не настолько он был неотразим, чтобы разорвать узы любви и преданности, привязывавшие ее к семье. Это был совершенно отдельный мир, и ни в ком другом не нуждались их сердца. Тем не менее, иногда я задумывалась о своей тезке.

Будучи украшением семьи, она, однако, не могла похвастаться ни одним отвергнутым поклонником. Единственный общественный бал, который посетила Татьяна Николаевна, был мой выпускной бал. Но я никогда не слышала от нее признаний о тоске по романтической любви. К тому же время призывало к самоотверженности и самопожертвованию. Я была профессиональной сестрой милосердия, она и ее сестра были добровольцами. Мы все три узнали, что такое боль, увечья и смерть. Молодые люди не упоминались в наших разговорах.

Исключение составлял мой роман со Стефаном; полный тайн и препятствий — это был, по-видимому, единственный секрет, хранившийся сестрами от родителей.

— Что пишет Стефан? — спрашивали они всегда шепотом, когда нам изредка удавалось остаться наедине. Тон Ольги был насмешливым и любопытным, но Таник напряженно следила за моей романтической историей.

Теперь я была фрейлиной Татьяны Николаевны, что было скорее почетной, чем действительной должностью, поскольку у меня были более серьезные обязанности; мы относились к этому скорее, как к шутке. К чести царской семьи, по крайней мере, на моих глазах никто не уделял особого внимания этикету.

Озеро в Царскосельском парке, где великие княжны любили кататься на лодке, замерзло, и мы катались на коньках. Я носилась по кругу, как в былые времена, Веры Кирилловны не было, чтобы удерживать меня, — она стала persona non grata[40] в Царском из-за того, что выставляла напоказ свою преданность Марии Федоровне. Четырнадцатилетняя Анастасия старалась не отставать от меня и без конца падала. Алексей с завистью следил за нами, стоя на берегу под присмотром Деревянко и Нагорного: кататься на коньках для него было слишком опасно.