Дворянская дочь

В начале июня я уложила свой вещевой мешок: смена формы, резиновая ванна и перчатки, туалетная шкатулка, евангелие в замшевом переплете с золотой застежкой и оттиском нашего герба, подаренное бабушкой к моему первому причастию, «Записки охотника» Тургенева, коробку с патронами и револьвер с инкрустированной перламутром рукояткой, на котором были выгравированы мои инициалы, и крест — подарок к восемнадцатилетию от отца. Я попрощалась с Бобби — верным спутником моих польских каникул — и плачущей няней. В сопровождении старшей сестры милосердия я села в поезд, отходивший с Варшавского вокзала. Мы заняли скромное купе спального вагона, поскольку наш частный железнодорожный вагон был отдан на время войны в распоряжение Военного министерства.

12

Город Веславов находился к северу от того места, где в ноябре прошлого года немцы переправлялись через Вислу. Германская армия стояла на расстоянии десяти верст от Люблина. Но, когда этим летом 1915 года я ехала со станции, по главной улице, обсаженной величественными липами, пересекая Ратушную площадь, то не могла заметить никаких признаков войны.

Как радовал глаз знакомый вид фасадов в стиле барокко! Каким волнением отзывалась моя польская кровь при виде мест, где я росла, родового гнезда моего возлюбленного повелителя! И вслед за этими гордыми и радостными мыслями возникли в памяти сказанные с теплотой слова предупреждения моей царственной тезки: «Князь Стефан — поляк, Веславский… польский вопрос такой сложный… я только не хочу, чтобы ты была несчастна…»

«Я всегда останусь верна России!» — горячо поклялась я в ответ. Но если придется сделать выбор между Россией и Стефаном, что тогда?

Несмотря на теплую форму, я почувствовала, как меня охватила дрожь. Это был немыслимый выбор; я отбросила от себя эту мысль, столь ужасную и неразрешимую, так как душа моя и так была полна ужаса и сознания непостижимой тяжести всего происходящего.

В конце подъема на веславский холм автомобиль выехал на песчаную дорогу, и вдалеке за прудом показался замок с его зубчатыми стенами и увитыми плющом аркадами. В парке мужчины в серой больничной одежде сидели на каменных скамьях или бродили, прихрамывая, по аллеям в сопровождении сестер милосердия в белых косынках. Во дворе у парадного входа стояли санитарные фургоны с большим красным крестом.

Бабушка Екатерина, высокая и хрупкая в своем лиловом платье, встречала меня, стоя на портике вместе с тетей Софи, одетой в платье сестры милосердия.

— Наша Танюся — сестра милосердия! Как гордился бы ею мой ангелочек! — проворковала старая дама.

После того как я приняла ванну и переоделась в свежую форму, приготовленную для меня в бывшей комнате для прислуги на третьем этаже, занятом теперь пятьюдесятью членами персонала швейцарского госпиталя, тетя Софи повела меня по палатам, расположенным на нижних этажах. За исключением небольшой столовой и гостиной, весь первый этаж был переделан в палаты, каждая со своей аптекой и ванной комнатой. Это было еще роскошнее, чем наш лазарет, который, по-видимому, был наиболее современно оснащенным в Петрограде. Кровати-каталки можно было выкатывать в операционную, что позволяло избавить пациента от мучительных перекладываний с койки на носилки. Профессиональным взглядом я отметила прекрасное освещение и ряд баллончиков с анестезирующим газом в операционной, бывшей буфетной. Рентгеновский кабинет был оборудован по последнему слову техники. Везде царили порядок, тишина и чистота — наша единственная в то время защита от инфекции. Я почувствовала себя свободно в привычной обстановке.

Однако в бывшей классной комнате рядом с библиотекой меня ждал удар. Здесь лежали после ампутации двенадцать мальчиков, находившихся под опекой уланов в мундирах с гербом Веславских.

— Вы собираетесь купать нас? — приветствовали они меня возгласами. — Вы тоже княжна? Вы умеете играть в домино? А какого цвета у вас волосы?

Я пообещала вернуться снова без косынки и рассказать им сказку. Но, выйдя из палаты и все еще не веря тому, что увидела, я с отчаянием взглянула на тетю.

— В Сандомире артиллерийским огнем была обстреляна школа, — сказала она. — Ухаживать за детьми особенно тяжело, но со временем ты привыкнешь.

Я не думала, что когда-нибудь смогу привыкнуть к виду мальчиков с ампутированными руками и ногами. Но утром я почувствовала горячее желание скорее взяться за работу. Делать что-то конкретное и полезное — это был единственный способ перенести ужас войны.

Весь июнь и июль австро-германские войска под командованием фон Макензена, осыпая артиллерийским огнем русские окопы, продолжали наступление на север в районе между Вислой, Бугом и Саном. К середине июля стал слышен грохот орудий, и с наступлением темноты с башен замка можно было видеть на горизонте разрывы снарядов.

Как-то раз днем во второй половине июля все, кто мог ходить, высыпали на галерею, услыхав топот приближающегося кавалерийского отряда.

В операционную, где тетя Софи ассистировала во время срочной операции доставленного с фронта раненого, вбежала сестра.