Читаем Дворянская семья. Культура общения. Русское столичное дворянство первой половины XIX века полностью

Знаменитая певица графиня Е.П. Риччи, взяла на воспитание маленькую девочку Лизу, дочь своего двоюродного брата Павла Александровича Нащокина, с которым дружила. Она воспитывала и любила девочку как родную дочь. Графине помогала компаньонка, Е.М. Смольянинова, домашнее прозвище которой было «Додоша». Когда Лизе исполнилось 16 лет, Екатерина Павловна выдала ее замуж и в дальнейшем покровительствовала ее семье. Доброе отношение графини простиралось и на внуков (детей Лизы), которые звали ее «графиня-бабушка»[514].

Известно, что А.И. Дельвиг воспитывал и обучал сына своей двоюродной сестры Марии Антоновны Рудзевич, оставшейся вдовой с детьми и без денег. Молодой человек в 17 лет был едва знаком с грамотой, но все-таки трудами Андрея Ивановича и его жены Эмилии Николаевны выдержал экзамен в юнкера[515].

* * *

Во все времена родители неизменно оказывают большое влияние на детей: в выборе профессии, увлечений, расстановке жизненных приоритетов. Софья Михайловна Виельгорская писала о детях своего деда, Ю.М. Виельгорского: «Привыкнув с самого нежного возраста видеть в доме музыкантов, каждый из них стал учиться играть на каком-нибудь инструменте и очень скоро умел аккомпанировать отцу, исполнявшему партию первой скрипки в квартетах Роде, Гайдна и других»[516]. Внуки (дети М.Ю. Виельгорского) все также прекрасно играли на музыкальных инструментах.

Ребенок перенимает у родителей и воспитателей манеру поведения, воспринимая их действия как норму. П.А. Клейнмихель ругался при сыновьях, учил их драться с малолетства, а когда они начали разговаривать, то стали и ругаться. А.И. Дельвиг был свидетелем такой неприятной сцены: подойдя к младшему сыну, бывшему на руках у кормилицы, Петр Андреевич сказал ему «Мишка, бей ее (т. е. кормилицу), хорошенько бей» и, взяв его ручонки, бил ими по щекам кормилицы[517]. К сожалению, это не единичный случай. В первой половине XIX века уважительное отношение к крепостным людям было редким явлением. Например, генеральша Рытова отчаянно баловала свою внучку, Лизу Толстую. Когда ребенок уже научился стоять на ножках, она ставила ее на стол, подводила к ней няню и говорила: «Обидела тебя эта хамка, обидела? А ты, матушка, сними с ножки башмачок и дуй ей по морде… бей, бей крепче!» И девочка, воспринимая указания бабушки как образец поведения, била старушку-няню по лицу, а генеральша смеялась[518].

А.И. Дельвиг описывает еще один пример дурного поведения матери, а следовательно, и ее дочери: графиня А.С. Толстая вышла замуж в 1840 году за профессора Казанского университета Иванова, прижила с ним двоих детей и оставила его. Воспитанием детей она не занималась, и «дочь ее двенадцати лет кокетничала со всеми подряд до неприличия»[519].

Павел Петрович Вяземский признавался, что многое воспринял от своего отца: «дух критики воспитан был в нас отцом моим с детства». В возрасте семи лет Павел даже критиковал в своей тетради «Евгения Онегина»[520].

Собственным примером родители транслировали подрастающему поколению определенные жизненные установки. Если же уроки поведения были усвоены неверно, то высший свет отвергал этих молодых людей. Репутация и честь высоко ценились, а пренебрежение хорошим тоном и моралью порой не только осуждалось общественным мнением, но могло навлечь на провинившегося немилость со стороны государя.

* * *

Иногда в мемуарах или в художественной литературе можно найти семейные прозвища детей либо особые формы обращения к ним. Льва Николаевича Толстого, например, в детстве звали «Левка-пузырь»[521]. Князь П.Н. Оболенский свою дочь Варвару звал «Барбуха»[522]. Великого князя Николая Николаевича (сына Николая I) звали «Низи», великую княжну Ольгу Николаевну – «Оли», Александру – «Адини»[523]. Евдокию Петровну Ростопчину в семье называли «Додо́», как она сама себя прозвала в раннем детстве[524]. Ивана Петровича Мятлева звали в семье «Ишкою»[525]. А.И. Герцена в детстве звали Шушкой[526], а Татьяну Пассек в доме княгини Хованской – Темирой[527]. Детей было принято называть по-французски, как, например, Григория Печорина, которого дома звали «Жорж» (мы впервые встречаем это имя у Лермонтова в «Княгине Лиговской»), хотя имя его сестры не стали менять на иностранный манер, а называли ее ласково «Варенька»[528].

Родители также выказывали свою любовь к детям в нежных обращениях к ним: «любезные и милые детки»[529], «душа моя»[530], «мой ангел»[531]. Князя Андрея Болконского отец всегда называл в третьем лице («князь Андрей»)[532]. Сердясь на своего сына, декабриста К.Ф. Рылеева, отец Федор Андреевич обращался к нему в письме подчеркнуто вежливо: «любезнейший мой Кондратий Федорович»[533].

А.И. Дельвиг писал, что его младшего брата сначала назвали Николаем. Ему было лишь 5 месяцев, когда умер их отец, и в память об умершем все звали его Ванечкой – пока его не произвели в офицеры и он сам не воспротивился этому имени[534].

Перейти на страницу:

Похожие книги

Алхимия
Алхимия

Основой настоящего издания является переработанное воспроизведение книги Вадима Рабиновича «Алхимия как феномен средневековой культуры», вышедшей в издательстве «Наука» в 1979 году. Ее замысел — реконструировать образ средневековой алхимии в ее еретическом, взрывном противостоянии каноническому средневековью. Разнородный характер этого удивительного явления обязывает исследовать его во всех связях с иными сферами интеллектуальной жизни эпохи. При этом неизбежно проступают черты радикальных исторических преобразований средневековой культуры в ее алхимическом фокусе на пути к культуре Нового времени — науке, искусству, литературе. Книга не устарела и по сей день. В данном издании она существенно обновлена и заново проиллюстрирована. В ней появились новые разделы: «Сыны доктрины» — продолжение алхимических штудий автора и «Под знаком Уробороса» — цензурная история первого издания.Предназначается всем, кого интересует история гуманитарной мысли.

Вадим Львович Рабинович

Культурология / История / Химия / Образование и наука
60-е
60-е

Эта книга посвящена эпохе 60-х, которая, по мнению авторов, Петра Вайля и Александра Гениса, началась в 1961 году XXII съездом Коммунистической партии, принявшим программу построения коммунизма, а закончилась в 68-м оккупацией Чехословакии, воспринятой в СССР как окончательный крах всех надежд. Такие хронологические рамки позволяют выделить особый период в советской истории, период эклектичный, противоречивый, парадоксальный, но объединенный многими общими тенденциями. В эти годы советская цивилизация развилась в наиболее характерную для себя модель, а специфика советского человека выразилась самым полным, самым ярким образом. В эти же переломные годы произошли и коренные изменения в идеологии советского общества. Книга «60-е. Мир советского человека» вошла в список «лучших книг нон-фикшн всех времен», составленный экспертами журнала «Афиша».

Александр Александрович Генис , Петр Вайль , Пётр Львович Вайль

Культурология / История / Прочая документальная литература / Образование и наука / Документальное