Им не овладела паника, типичная для рядовых, низких людей, далеких от умственной дисциплины. Страх юриста был рассудочен, проистекал из глубокого понимания ситуации. Он не парализовал руки и разум, а наоборот, хладнокровно подстегивал их в поисках выхода. Беда заключалась в том, что Ульпиан выхода не видел, как ни старался.
Он сложил руки на груди, сгорбился над столом, будто замерзающий в попытках сохранить жалкие крохи тепла. За спиной источал жар камин, полный раскаленных докрасна углей, но в кабинете все равно царила какая-то непонятная сырая промозглость. В закрытые ставни скребся, подвывая, не по-летнему скверный, холодный ветер, и на душе было сумрачно. Свечи прогорели больше чем на три четверти, одна погасла. Близился «час мертвых», неучтенный, тот, что лежал между закатной и полуночной стражами. Время, когда Эрдег, отец темной стороны мироздания, позволяет своим детям бродить по земле невозбранно, уравновешивая деяния светлых чад Иштэна. Время, когда следует затворить понадежнее окна и двери, не доверяя запоздавшим путникам.
Ульпиан взял двуликий символ Двоих, сжал покрепче, надеясь, что Создатели откликнутся, дадут какой-то знак, может быть даже пошлют знамение. Но Двое-в-Едином не отвечали на мольбу, и адвокат с горечью вынужден был признаться, что их молчание справедливо. Холодок у сердца обернулся вполне ощутимым, болезненным уколом. Глоссатор тяжело вздохнул, сгорбился еще сильнее, пережидая новый приступ. За минувшие полгода они повторялись все чаще и чаще.
Тихо, не стучась, вошла жена. Молча поставила у левого локтя мужа кувшинчик с целебным отваром, а также ватрушку на деревянном блюдце. Села рядом, прямо на ковер, забрала себе руку адвоката и прижалась к ней щекой. Ульпиан так же молча улыбнулся и с нежностью погладил супругу по седой голове. Милая, милая жена… Он полюбил ее давным-давно и безнадежно, потому что заведено самой судьбой — каждому человеку свое место и каждый на своем месте. Дворянка и мещанин — как масло и вода, могут соприкасаться, однако им не слиться воедино. И, тем не менее, дочь благородной фамилии решила, что теперь ее судьба — нищий, безвестный мальчишка-стряпчий на десять лет младше. Она потеряла все, была проклята семьей, изгнана с позором в платье служанки и с кольцом из позолоченной меди. Ни титул, ни землю не принесла она своему избраннику. Однако позор не пристал к ней, как избегает хворь чистого и здорового тела. А Ульпиан каждый час каждого дня их жизни вместе доказывал милой спутнице, что ее выбор был единственно верным.
Забавно… а ведь есть нечто схожее между двумя женщинами — пожилой и молодой, седой и рыжей. Они полная противоположность друг другу внешне, но имеется что-то внутри, некий невыразимый стержень… Немногословная, несуетливая решимость. Сдержанность в словах и делах, за которой скрывается цепкий ум. Только у юной он пока не развит, не изощрен упражнениями и противоборством чужой силе. Забавно, что жене так нравится молодая помощница.
— Плохи дела? — негромко спросила женщина.
— Не хороши, — ответил после некоторого молчания юрист.
— Насколько?
— Очень, — признался он.
— Это опасно?
— Да, — сначала муж хотел скрыться за общими словами, но, перехватив укоризненный взгляд жены, вынужденно произнес. — Очень. Я думал, со мной благословение Двоих…
Супруга покачала головой. Единственное, что она не отдала мужу, это была вера в Пантократора, и упоминание языческих ложных богов неизменно огорчало женщину. Ведь после смерти она уйдет в небеса, но любимый отправится в ад, хоть и пребудет там без лишних мучений. Ульпиан сделал вид, что не заметил укоризненный жест.
— Я слишком заигрался в мудреца, который стоит над князьями, — вздохнул он. — Ввязался в опасные дела.
— Я предупреждала, — тихо и просто сказала она, не в укоризну, а лишь напоминая.
— Да, ты предупреждала, — эхом отозвался он. — Но я не слушал. Теперь церковники злы на меня, негоцианты злы на меня, даже королевская семья уже не покровительствует мне.
— Есть и еще одна сила, — напомнила жена.
— Да… Но если отдаться ей, это все равно, что продать душу темным силам.
Двоебожие не предполагало продажу души, потому что Эрдег — отец Тьмы — не считался чистым злом, но юрист использовал оборот, понятный жене.
— Но город сумеет защитить тебя, — настойчиво заметила женщина.
— То есть графы сумеют, это их руки в задницах деканов и цеховых старейшин, как у тряпичных кукол, — грустно уточнил юрист. — Если захотят. Ты же знаешь, оказанная услуга стремительно теряет в цене. Особенно если править, опираясь уже на чистую силу, не стараясь прикрыть грамотой хотя бы срам. После того как они закрыли ярмарки, правил больше не осталось. Закон покинул наше королевство, видимо, надолго. А если нет правил, нет и нужды во мне.
— Но попробовать можно. Тебе нужна защита, — помолчав немного, жена добавила. — Нам нужна защита. Выступи открыто за их новое хотение. Обоснуй правильными ссылками. Подкрепи словом и авторитетом. Им будет приятно и недорого взять тебя под свое покровительство.