Дворянство. Том 2 (СИ)

Вообще девушка изначально была симпатичной, интересной. Густые темные волосы — не черные, а скорее очень-очень темно-русые с глянцевым отливом. Тонкие — будто пером и тушью выведенные — черты лица; широко (но не чрезмерно) посаженные глаза и очень тонко, скульптурно очерченные губы. Прямой аристократический нос, который смотрелся вызывающе на фоне поголовной курносости остальных членов семьи. Елена рискнула бы предположить, что в доме когда-то оставил генетический отпечаток заезжий дворянин с хорошей наследственностью. В целом девушка напоминала дореволюционные фотографии — чуть-чуть сказочный, загадочный образ невинной, ускользающей красоты. Красоты, ныне старательно изуродованной.

Волосы были острижены, грубо и без всякого старания, как на овце, явно ради демонстративного позора, а не гигиены. Красивое лицо будто забрызгали фиолетовыми чернилами, настолько, что «покупательница» не сразу поняла — это наслаивающиеся, регулярно обновляемые синяки. Нос искривлен — не так радикально как у борцов, но явный след перелома. То же самое с ушами, изящные розоватые ушки теперь напоминали оладьи с разбитыми хрящами. Артритные пальцы девочки беспрерывно подрагивали в треморе. Но страшнее всего был взгляд. Из-под выщипанных бровей на мир затравленно глядело существо, запуганное до потери человеческого облика. Про одежду и говорить не стоит, рванье, к тому же испачканное навозом и грязью. Еще у девушки был совершенно плоский живот и болезненно переваливающаяся походка. То есть или она не понесла от покойного барона, или…

За спиной глубоко и мощно, словно кузнечный мех, вдохнул воздух искупитель. Елена сглотнула, представив, сколько времени она пробыла в столице, пока здесь ежедневно творилось… что-то запредельное в обыденной мерзости. Хотелось то ли плюнуть, то ли сразу вытошнить неожиданный привкус желчи во рту.

— Да, она, — сумрачно произнесла Елена, глядя на девочку с предельно возможным презрением и высокомерием, стараясь ни словом, ни жестом выдать личный интерес.

— Человеков покупать изволите, значит, — приторно-сладким голосом осведомился патриарх.

— Торговля человеками запрещена, — строго поправила женщина. — Я нанимаю. По старому обычаю, деньги за работника идут в семью.

Никаких обычаев по данному вопросу, насколько знала Елена, не существовало, оплата «в род» организованно практиковалась лишь у горцев-наемников. Однако женщина решила, что красивый оборот, рассчитанный на жадность, тут, по меньшей мере, не повредит.

— Хорош товар то, — еще слаще протянул мужик.

— Не хорош, — покачала головой Елена. — Госпожа хотела куколку, послушную и красивенькую. А это забитое чучело.

Обсуждаемое, как на рабском рынке, «чучело», молча смотрело в пол, крючась и сутулясь, будто настоящая горбунья. Взгляд по-прежнему выражал тупое отчаяние и горькую безысходность.

— Так не бери, — ухмыльнулся патриарх. — Коль нехорош то.

За его спиной отвратительно, как ведьма в сказке, улыбалась мать, сверкая единственным, очень длинным и белым зубом в черном провале рта. Шепоток вдоль стен усиливался.

Промашка, нехорошо выходит, подумала Елена. Перебор…

Можно и нужно было как-то исправить положение, попробовать переторговаться, но женщина чувствовала, как ее начинает захлестывать ярость. Снова, как в Мильвессе, когда все закончилось молотком и гвоздями. Не буду я с вами рядиться да спорить, решила она, холодно и рассудочно. Не буду. Мы пойдем иным путем, как завещал Ленин.

— Так и не возьму, — пожала плечами Елена. Развернулась и шагнула к двери, поймав вопросительный взгляд Насильника. Кинула ему по-барски:

— Ступай за мной, чего уставился?

Искупитель моргнул, как жаба перед стремительным броском языка в жертву, затем будто понял некий секрет и молча шагнул вслед «хозяйке».

А что делать дальше, подумала Елена. Если блеф не удастся? Останется лишь прийти ночью и пожечь тут все в угли. Но после такого — лишь бежать, не возвращаясь в Пайт. Слишком многие ее здесь видели, соотнести разбойницу со столицей и Ульпианом — вопрос времени.

Шаг, еще шаг, вот уже и дверь… В голове было пусто и холодно, как в чулане, выстуженном лютой зимой. Елена почувствовала, как багровый туман потихоньку затапливает сознание.

— Эй-эй! — почти крикнул в спину кулак. — Че сразу так то!

Несмотря на прилив яростного желания убивать и жечь, Елена расчетливо сделала еще два шага и лишь затем как будто расслышала.

— Да? — безразлично спросила она в пол-оборота.

— На девке то клин не сошелся! — бородатый мужик проявлял готовность к негоции. Теперь к нему присоединился парень, здоровенный и стриженый «под горшок», судя по физиономии — еще один сын, должно быть, старший.

— Другую найдем, хорошую, — пообещал кулак. — Ежели по старинному обычаю… В семью, денежку то…

— Другой не надобно, — Елена машинально стала подстраиваться под говор сельских. — Приказ был на эту. Если найму кого-то иного, плетей уже мне достанется. А из этой, — она махнула рукой. — Вы мешок для битья какой-то сделали.