Семейная троица как по команде сделала хмурые, задумчивые лица. Елена тоже нахмурилась, испытующе глянула не девочку, стараясь походить на одну из теток из квартала продажной любви. Чтобы взгляд казался таким же циничным и бездушным, как у торговца в мясном ряду.
— Вы ей ничего не поломали? — строго осведомилась она, стараясь аккуратно перехватить инициативу и навести на мысль, что торг все еще уместен, однако по сниженным ставкам. — Ходит как-то криво…
— Так ублюдка то выдав… — сын осекся под зобным взглядом старухи. — Скинула дура. Оттого и шкандыбает враскоряку.
Елене пришлось использовать все душевные силы, чтобы превратить гримасу ненависти в что-то хоть отдаленно похожее на купеческий оскал. Насильник за спиной пристукнул копейным древком о пол. Женщина была абсолютно уверена, что ей достаточно пары слов — и боевой дед не оставит здесь в живых никого. Беда в том, что задача голым насилием не решалась…
Она подошла к девочке ближе, обошла кругом, щурясь, презрительно цыкая зубом.
— Плох товар, — вынесла Елена суровый вердикт. — Но… — она сделала томительную для противной стороны паузу. — Если подлечить и подкормить, может, сгодится. Опять же, тихая, послушная будет. Почем?
И снова перешептывание, зловещее, как шорох насекомьего хитина в темной норе. Кулак встал и прошелся туда-сюда, будто в раздумьях, но приблизившись к Елене.
— Ну… ежели так подумать… в хороший дом… с занятиями там разными… Что ж, значит, решено, сотни коп хватит, — заявил он, будто все уже было оговорено и согласовано.
Сто коп, ни хрена себе, как точно угадал, удивилась женщина. Копеечка в копеечку весь гонорар Дан-Шина.
— Дружище, а не охренел ли ты? — совершенно искренне осведомилась Елена. — Баронским слугам в год платят хорошо если по двадцать серебряных, и то много! А ты хочешь в пять раз больше за битую скотинку!
— Так то жалованье господским, что на всем готовеньком, — осклабился продавец живого товара. — А это вольная птица.
Ах, ты ж, мудила, искренне подумала Елена. Кулацкая морда, надо полагать, была в курсе парадоксальной диспропорции в оплате труда. Дворянские прислужники, “слуги тела”, действительно получали намного меньше обычных, причем в разы. Считалось, это компенсируется полным пансионом, дарами в праздники, а также выдачей раз в год «подъемных» на одежду или сразу ткани для пошива.
Кулак старательно глядел куда-то в сторону, пряча взгляд, но пару раз хитрые глазки мазнули по рукам женщины. Елена сомкнула ладони, переплетя пальцы так, чтобы не вышло схватить за руку и хлопнуть ладонью о ладонь, скрепляя уговор. Это была давняя подсказка Марьядека, по словам браконьера, так часто обманывали неопытных покупателей — ударили по рукам, значит сделке место! А еще из кажущегося безобидным положения легко было ткнуть в кадык «скобкой» — это уже наука покойного Чертежника. Мужик явно заметил демарш, оценил и скривился, даже не пытаясь как-то скрыть разочарование. Елена тихонько обрадовалась — значит, вопрос действительно лишь в цене. Проблема в том, что селюк легко может из нахрапистой селюкской жадности заломить неподъемные условия.
Так и случилось.
— Сотня! Ни монеткой меньше! — важно провозгласил продавец, задирая нос. — И то продешевили! Может, и передумаем ищо!
Склочная семейка сразу на три голоса начала расписывать, какой чудо-работник эта выносливая девка.
— Да хрен там! — возмутилась покупательница. — Ее, по крайней мере, с месяц придется лечить и откармливать только чтобы стала на человека похожа, а в люди и того дольше не вывести! Я же лекарь, я цены знаю!
Начался торг, в ходе которого Елена почувствовала себя персонажем «Хижины дяди Тома». Быть работорговцем женщине категорически не понравилось, ее мутило, и это, как ни удивительно, помогло. Искреннюю гримасу брезгливого отвращения селюки дружно приняли на счет порченого, негодного товара, и четверть цены удалось скинуть довольно легко, но дальше процесс забуксовал. Семейство уперлось на том, что руки-ноги целы, с лица воду не пить, а чтопальцы трясутся — то стирке и прочей женской работе не помеха. Еще немного Елена сбросила, аргументируя, что шить девушка теперь не сможет, однако на семидесяти копах торг встал намертво.
— Хорошо. Семьдесят так семьдесят
Женщина подозревала, что можно было бы еще поднажать и довести до полусотни, но хотелось поскорее закончить гнусное мероприятие. Ее мутило в этом доме.
«Прощай, новый меч…»
Семейство кое-как сдерживалось от совсем уж довольных переглядываний, дескать, вот мы ентих городских обули то! Елена подавила тяжкий вздох, понимая — до финала пока далеко. Требовалось еще оформить сделку документально, чтобы не рисковать последующим шантажом, дескать, похитили любимую кровиночку!
— Подпишем грамоту, — решительно проговорила она.
— Чегось? — неожиданно в разговор вступила злобная бабулька. — Грамотов не знаем!
— Расписка в том, что семья отпускает девицу в город на заработок и получила деньги, семьдесят коп, — жестко потребовала Елена. — Бессрочно.
— А неграмотные мы, — завилял сын.