Дворянство. Том 2 (СИ)

— Вот этого не нужно, — граф в очередной раз поднял палец с видом знатока вселенской истины. — Он их всех покрошит. Разве что позволить им напасть толпой, скопом, иначе шансов нет. Но это лишнее. Хель хочет правосудия? Пусть получит. Хочет драться с четырьмя? Пусть бьется. По жребию или выбору. Это будет честно, это справедливо.

Церковник мотнул головой, на лице его отобразилось глубочайшее сомнение.

— Подумай сам, — Блохт склонился вперед и участливо предложил. — Представь, что может случиться? Они ее прикончат. Первый же боец. Ну, может быть, второй, ежели она в самом деле что-то там умеет с клинком и ухитрится свалить первого. Что с этого Храму и Церкви? Какой вред? Никакого. Бог глянул — и девицы не стало. Я не понимаю, что гложет тебя? Ищешь решение, которое полностью угодило бы тетрарху и Эйме с Карнавон? Вот оно, пользуйся. И руки Церкви чисты.

Хилиарх поднялся, резко, шатнув столик, сделал несколько порывистых шагов, нервно тиская ладони без мозолей и с полированными ногтями.

— А что, если… — прошептал он. — Если…

— Что? — не понял граф.

— Скажи, — повернулся к нему церковник с такой силой, что полы фиолетового халата взметнулись как юбка. — А ты задумывался?... над тем… — каждое слово давалось хилиарху с большим трудом. — Ведь Пантократор видит все.

— А, вот ты о чем, — граф нахмурился, поджал губы.

— Я понимаю твое неверие, — заторопился младший. — Я тоже никогда не видел чудес, на меня не сходила благодать, не прозревал я ни прошлого, ни будущего. Иногда мне даже думалось… может быть правы еретики, которые верят, что Пантократор давно пренебрег нами? Что Бог оставил людей наедине с их собственными грехами и … дьяволом? Но все же…

Хилиарх набожно схватился за кольцо и сделал движение, будто намеревался пасть на колени. Однако не пал.

— Она не может победить, — твердо указал граф. Почти твердо. Младший Блох слишком давно знал родича и безошибочно определил легкую, можно сказать легчайшую нотку неуверенности.

— Брате! Это Суд Божий! Божий, не людской. А сила Господня поистине велика. И если правда впрямь на ее стороне… а мы то знаем, что так и есть… они падут словно колос под серпом.

Граф помолчал, сложив руки так, будто ему стало зябко. Затем посмотрел снизу вверх на брата

— Боишься увидеть доказательство того, что Пантократор, в самом деле, смотрит и видит? — протянул Блохт. — Что все грехи впрямь сочтены и записаны?

— А ты? — ответил вопросом на вопрос хилиарх. — Ты нет?

Тяжкая, неприятная пауза придавила собеседников.

— Что ж, — проговорил, в конце концов, граф. — Ты пришел за советом, и совет я дал тебе. Разреши бой и отойди в сторону. Предоставь им поубивать друг друга, как получится. Любой исход оберни себе на пользу. Себе и семье. Что же до остального, тут я не помощник и не советчик. Как примириться с Богом и совестью, это каждый сам решает.

* * *

Барка умер, и Елена отошла в сторону, вытирая пот со лба предплечьем. Ранка на лице саднила, руки отяжелели от усталости. Все-таки размахивать в быстром темпе предметами весом более килограмма каждый — хороший спорт и ощутимая нагрузка. С чистейшего — без единого облачка — неба изливали мертвый свет уходящее солнце и огромная луна, бесстрастно освещая поле боя. Третий “Бэ” — Барбро — шагнул вперед, готовый к схватке. Над трибунами прошла волна тихого, сдержанного ропота — общественность не оценила явного стремления измотать женщину, не дать ей передышки меж поединками. Но распорядитель напомнил: «Тишина!», и недовольство затихло. Началась третья сходка.

Как и предыдущий боец, Барбро использовал комбинацию «баклер плюс длинный клинок», только меч был короче и шире граненого шила Барки. Помимо этого противник оказался левшой. Елена чуть присела и злобно ухмыльнулась, на мгновение поддавшись злорадству — вот муж, который считает, что леворукость наделит его преимуществом. Но лишь на мгновение, памятуя, с кем имеет дело.

Они обменялись пробными выпадами. В отличие от предшественников оппонент не старался подавить женщину с наскока, задавить массой и напором. Барбро атаковал умно, расчетливо, делая ставку на изматывание противницы и свою «неудобность» как левши. Мечи скрипели и звенели, сталкиваясь и расходясь, дрожа словно готовые к броску гадюки. «Бэ» обозначил удар баклером в голову, Елена отступила на шаг, игра клинков возобновилась. Фехтовальщица ловила ритм, стремилась уловить последовательность действий, которая есть у каждого, понять совокупность всех движений убийцы, сложенную из шагов, взмахов, даже дыхания. Елена уже видела, что противник предпочитает не принимать удары на щит, а бить им словно кастетом. Очевидно, он все-таки был переученным правшой, и хоть выучился действовать с левой — причем отменно! — родной для него «зеркальная» манера так и не стала.

Понять…

Подхватить…

А затем использовать.