Дворянство. Том 2 (СИ)

Что за день, подумал старший брат, что за безумный день. И каждый следующий хуже предыдущего, следовательно завтра будет еще больше тревог.

— Где сейчас… особы? — спросил граф после долгой паузы.

— Под замком в храме. Каждый… и каждая в отдельной келье, чтобы Господь мог вразумить, наставить на путь истинный, удержать от неблагих решений.

— Хорошо… — Блохт, не отрывая локтей от кресла, сложил пальцы, скрипя кожей новеньких перчаток. Он только вернулся с охоты и не переоделся, оставшись в одежде для верховой езды.

— Хорошо. Давай рассудим. Что можно и должно сделать в подобном деле? Непростом и даже сложном?

— Я могу вынести решение, что сей вопрос не относится к тем, кои требуют внимания Церкви, — очень медленно и очень осторожно сообщил хилиарх, тщательно подбирая каждое слово. — Потому что дело о совершившемся человекоубийстве суть дело мирское и разрешенное судом к тому же. Нет в нем неоднозначности, а равно потребности в присмотре Божьем.

— Это хорошо, — кивнул старший брат. — Иными словами, бросить горячее яблоко обратно, пусть ловят.

— Да, — выдохнул церковник.

— Но того ли ждут от заступников пред Господом? — со значением поднял палец граф. — Достойно ли сбрасывать с плеч своих ношу ответственности? Я думаю, нет. Град и мир ждут, что Церковь скажет веское слово и тем прекратит разногласия. Ибо глас Церкви суть глас Божий. Он делает незавершенное — окончательным. Неразрешимое — решенным. Сложное — простым и доступным пониманию.

Хилиарх молча глядел на брата, нервно облизывая губы. Младший брат ведал пределы талантов дражайшего родственника и точно знал, что красноречие средь них не числилось. Очевидно, старший тренировался, заранее проговаривая то, чему следовало быть сказанным.

— Значит, сделать сложное простым, — повторил он глухим эхом.

— Именно, — снова поднял палец граф.

— Несмотря на то, что подобный… демарш вызовет подозрение в честности суда?

Граф вздохнул, вроде бы совершенно искренне. Сказал:

— Брат, ты думаешь, здесь еще есть, что порочить?..

— Да, да, — отозвался церковник. — И в самом деле. Тогда, очевидно, правильным было бы… удовлетворить чаяния ду… той женщины.

— И как же это сделать?

— Поединок, это глупо, — решительно высказался хилиарх. — Глупые вопли глупой женщины. Испытание… скажем водой. Проигравший будет повешен.

— Понадобится много льда, — предположил граф.

— Пайт велик, ледников в нем немало.

— Да, — согласился Блохт. — Это верно.

Братья снова помолчали, глядя друг на друга. Пауза тянулась, и служитель церкви нервничал все больше с каждой секундой.

— Знаешь, а я был уверен, что это вы устроили, — неожиданно и откровенно сказал граф. — В ответ на его расследование тех махинаций с землей. Которую ваша братия выводила из церковной собственности, передавая в частную.

Хилиарх негромко вымолвил:

— Было такое намерение… — и сразу же торопливо уточнил. — Высказывались предположения от слабых духом, нестойких в вере. Неужто не найдется в мире достойных, благочестивых людей, которые избавили бы Дом Божий от назойливого адвокатишки? Ужель нет управы на клеветника? Так они говорили. Ну, нестойкие. Но мы, разумеется, боролись с теми речами. Ибо кто изрек слово, тот, считай, на половину сделал и на три четверти согрешил.

Они еще немного помолчали, затем приступ откровенности накрыл и церковника:

— А мы были уверены, что юстициарий сверх меры утомил короля строптивостью, — пробормотал он.

— Как далеко завело нас с тобой пустословие, — решительно изменил направление беседы старший брат. — Ни королевская власть, ни предстоятели, разумеется, не могли запятнать себя бессудной расправой, верно ведь?

— Да! — горячо выдохнул младший Блохт, опять тряхнув косичками, в которые были вплетены крошечные медные колокольчики как символ «бедного» служения. — Истинно так! Но…

Он вспомнил, что в молчании благо и буквально проглотил слова, крутящиеся на языке.

— Вернемся к досужему вопросу, — решительно предложил граф. — Я правильно понимаю, что те тупые черти схватились за оружие?

— Да. Свидетели высказались категорично, — хилиарх проигнорировал упоминание чертей. — С клинками наголо полезли в драку.

— То есть они поступили не как богобоязненные горожане, которые передоверяют решение тем, кто сведущ, — отметил граф. — И, собственно, приняли вызов оружно, не так ли?

Хилиарх качнул головой в знак согласия.

— Тогда я не вижу повода отказать девчонке в ее требовании, — подвел итог старший брат.

— Да какая там девчонка, — проворчал младший. — Дылда с меня ростом. Ей не меньше семнадцати-восемнадцати! Но…

— Я видел ее, — напомнил граф. — Что “но”?

Хилиарх не поднял глаз, уставился на тапочки брата, обшитые мехом.

— Сообразно давним обычаям обвинитель может призвать к ответу не только лишь обвиняемого, но и свидетелей, — выдавил он, в конце концов. — Хель обвинила троих в лжесвидетельстве и бросила вызов скопом. Всей четверке.

— Ну, так и что? — поморщился граф. — Она затребовала помощника для уравнивания шансов?

— Нет. Но бретер сам вызвался к ней в пару.