Дворянство. Том 2 (СИ)

— Ты убьешь ее, — прошептала она, уже не стараясь подбирать слова, не в силах превозмочь горькую обиду. — Заставишь рожать снова, и меня уже не будет рядом.

— Не забывайся, — мрачно посоветовал Теобальд. — Тебе не место в этом доме. И я отказываю в гостеприимстве.

Рядом с Еленой со звучным лязгом упал кожаный мешочек, тщательно зашнурованный и кажется даже прошитый. Он был увесист и набит до отказа.

— Никто не может сказать, что я не вознаграждаю усилия, — напыщенно провозгласил барон и осекся, будто и сам понял неуместность тона в подобной ситуации.

— Ты полезна, признаю, — сказал он уже тише и ровнее. — Была полезна. А еще ты неприятна. Не воспитана и порой глупа. Ты привлекаешь скандалы и неприятности. Там где ты, там смерть. Бретер говорил, ты приносишь удачу и благословение. Может быть. Но я так больше не думаю. Не хочу больше тебя видеть. Тем более рядом с моей женой.

«Мавр сделал свое дело, мавр может уходить». Елена отчетливо поняла, что здесь бесполезны и мольбы, и логика. Потому что барон Лекюйе тоже безукоризненно рассудителен, просто у него логика совершенно иная. Объединение двух благородных семей требует страховку, то есть наследников. Двое имеются, но лучше, чтобы их стало больше, ведь жизнь ребенка способна оборваться в любой момент. Даже в королевских семьях далеко не все доживают до совершеннолетия. Так что Дессоль должна забеременеть вновь, как только оправится хотя бы символически. Если Пантократор обрезал на ней проклятие семьи Аргрефф, следует пользоваться этим до упора, пока есть возможность. А если она все же умрет… что ж, двое малышей все-таки живы, не так ли?

— Когда? — только и спросила Елена. Теплая едкая влага все же выступила на глазах, исказила окружающий мир как в плохо обработанной линзе.

— Сейчас. Соберись и уходи. До рассвета. Когда первые лучи солнца постучатся в окна, эти двери закроются для тебя навсегда.

— Хорошо, — Елена склонила голову, чтобы никто не увидел ее слез. — Я прошу…

Она поняла, что бесполезно умолять передать Дессоль что-нибудь хорошее. Бесполезно…

Теобальд подождал несколько мгновений и, пожав плечами, сделал шаг назад с таким выражением на лице, будто сам удивлялся собственному терпению и снисходительности в общении с наглой простолюдинкой.

— Уходите, — повторил он внезапно и хлопнул массивной дверью чуть ли не второпях. — Просто уходите. Как можно дальше.

Уходите, повторила про себя Елена, слишком уставшая и отупевшая от избытка ударов судьбы, чтобы вдумываться в это слово. Уходите… Надо же, прямо как благородной, на «вы»!

— Ну и ладно, — сказал она луне. — И уйду.

Легкие шаги Виторы, зашедшей со стороны калитки для слуг, она распознала так же безошибочно, как поступь баронских сапог.

— Госпожа.

Не называй меня так, хотела было сказать Елена, однако промолчала. Каждое слово давалось с огромным трудом, не следовало тратить их впустую. Потом, как-нибудь потом.

— Госпожа, — повторила девочка. — Я соберу вещи. Конюх приготовит нам телегу. Отвезет, куда скажете.

— Да? — неопределенно вымолвила Елена, косясь на служанку.

— Вас тут уважают, — тихонько сообщила та. — Говорят, дурной знак, прогонять божьего любимца…

Она шмыгнула носом. Видя, что хозяйка молчит, продолжила:

— Но его светлости боятся. Он господин дома и всего, что в нем. И всех.

Впервые на памяти Елены девчонка говорила столь много и так связно. Женщина попробовала ободряюще улыбнуться, но вышло не очень хорошо, служанка аж вздрогнула.

— А где эта?..

— Прогнали, — Витора безошибочно поняла о ком идет речь. — Сказали, приведут новую, хорошую. А пока слуг хватит. И этой… которая вопила и молилась.

— Ублюдки, — с горечью вымолвила Елена. — Значит, рядом никого не осталось, кто хоть что-то понимает. Никого…

Оставалось надеяться, что за минувшее время домашние затвердили хотя бы основные правила гигиены и продолжат их соблюдать. В противном случае Дессоль долго не протянет и — самый интересный вопрос — на кого же повесят ее смерть?

— Сказала, потом найдет. Ей ведь не плочено, — закончила Витора.

— Точно, — вспомнила Елена, подобрала мешочек с деньгами, прикинула, что еще остались средства от вдовы, еще сбережения… считать было тяжело, да и лень, однако теперь она почти богата. По большому счету перед лекаркой нынче открыт весь мир. Опять. А за спиной начинает припекать и снова — «опять».

— Ну, найдет, заплатим, — решила она. — А я поняла.

— Что, госпожа?

— Я поняла, — повторила женщина. — Что не так было с теми охранниками… То есть чего не было.

— Простите, госпожа… я не понимаю…

— А, неважно, — горько отмахнулась Елена. — Уже неважно… Поздно что либо менять. Купеческой семьи уж нет. Помоги мне встать. Пожалуйста.

При помощи стиснутых до скрипа зубов и худенькой Виторы Елене таки удалось подняться. Ужасно болели ноги, почему-то главным образом ступни, с внутренней стороны, там, где начинается пятка.

— Куда мы пойдем? — тихий голос девочки шелестел, как листва на слабом ветерке.

Елена подумала.

— К Марьядеку, — решила она, в конце концов. — В кабак. Там нам будут рады и дадут приют. К вдове не пойдем, больно уж там грустно. А потом…