Раньян кивнул, соглашаясь, а на ристалище уже начинался третий «раунд», и начинался с маневрирования. Поскольку сдвинуть копейщика с центральной позиции не выходило, барон двинулся по кругу, спиной к ограждению. Буржад то ли провоцировал, то ли просто ждал, когда у оппонента, в конце концов, замерзнут ноги. Насильник разворачивался, синхронно, как секундная стрелка на часовом циферблате. Шаг, еще шаг… Барон перехватил меч левой рукой за середину клинка, как не раз делал на памяти Елены Раньян, поднял оружие высоко, почти на уровень ключиц, и ринулся, как бык, в сокрушительную атаку.
Вот оно, опять же не подумала, а осознала Елена, самый опасный момент. Боец крупнее и тяжелее, предельно «собран», грамотно использует преимущество в бронировании. Ноги с кулаками в железе, корпус, шея и голова максимально прикрыты мечом и руками. Остановить такой бросок встречным уколом трудно, почти невозможно.
Дальнейшее разбилось на серию стоп-кадров. Вот Насильник прыгает в сторону, как резиновый мячик, меняя одновременно хват протазана — левая ладонь ложится на древко сверху, большим пальцем к хозяину, так, чтобы потеряв в подвижности, обеспечить наибольшую силу действий. Буржад отбивает укол, и затем происходит быстрый, как барабанная дробь, обмен
Елена стиснула перила так, что еще чуть-чуть и сломала бы плохо оструганное, полное занос дерево. Она хорошо понимала — опыт более-менее набрался — что искупителю конец. Понимали это и все зрители, вернее те, кто вообще успевал замечать, что происходит в деревянном восьмиугольнике. Единый выдох отозвался в холодном воздухе, словно порыв жаркого ветра.
Насильник выпустил копье, избежав смерти ценой потери оружия, шагнул влево, как настоящий айкидока, позволив барону, «провалиться» в атаке. На секунду рыцарь и старик сошлись вплотную, затем искупитель ушел в сторону через кувырок, очень мягкий и профессиональный, даже не стараясь подобрать копье. Буржад развернулся, ловким пинком отбросил протазан дальше.
— Вот и все, — буркнул Пантин. — Три сходки. Хоть сейчас на гравюру.
Несколько секунд рыцарь буквально гонялся за стариком, но как-то неловко, будто запыхался и никак не мог восстановить дыхание. Меч в его руках поднимался вся тяжелее, шаги замедлялись на глазах, ноги цеплялись друг о друга. Новый коллективный вздох разнесся над ареной, Елена криво, со злым торжеством ухмыльнулась, одновременно с облегчением выдохнув. Насильник поднял кулак с зажатым гвоздем, который больше походил на железнодорожный костыль. Темный, неровно прокованный металл окрасился в бордовый цвет.
Боже, подумала Елена, как же быстро… Старый копейщик успел, отпустив древко, вытащить эту пародию на кинжал и ударил с левой, под вооруженную руку барона, точно в печень, чуть выше толстого кожаного пояса, к которому пришнуровывались набедренники. Фигуэредо, как большой ценитель кинжалов, одобрил бы. Странно, что раненый не упал сразу, боль должна быть ужасной, видимо угар и адреналин пригасили первый шок. Но это ненадолго.
Тут указанное «ненадолго» завершилось, и Буржад завыл от боли, красная ткань поддоспешной куртки быстро меняла тон, окрашиваясь в темное. Следом за ним взвизгнула какая-то женщина, мужчины в голос ругались, требуя лекаря. Елена опять скверно улыбнулась, вспомнив опыт лечения — нет, медицина бессильна, остановить внутреннее кровотечение невозможно, и если здесь нет мага, барону осталось жить несколько минут.
Следовало признать, Буржад трусом не был, он все еще пытался драться, однако Насильник просто уходил от атак, скользя плавно и стремительно, как балетный танцовщик. В конце концов, барон, ослабев, упал на колено в скрипе ножных доспехов, а затем вообще повалился навзничь, пытаясь зажать рану.
— Колдун?! Где колдун? — кричали зрители.
А вот об этом я не подумала, мелькнуло в голове у Елены. Действительно, маги очень редки, но логично, что при таком собрании богатых и знатных должен иметься хотя бы один. Вдруг кто-нибудь из благородных господ нагуляет дурную болезнь? Видимо та же мысль посетила одновременно и Насильника, и Буржада. Рыцарь попробовал встать, дернулся, качнувшись в сторону перил.
— Старый обычай, — сказал Пантин. — Если дотронется до ограждения обеими руками, сможет молить о пощаде, это не зазорно.
— А поскольку второй боец объявил себя как дворянин, он эту пощаду обязан даровать, — добавил Раньян. — Согласно обычаю.