Дворянство. Том 2 (СИ)

После полудня компания остановилась, чтобы дать отдых животным, перекусить и размять ноги. Далее остановка превратилась в импровизированную тренировку, спонтанную, но эффективную и приятную для всех — насколько может быть «приятным» тяжелое, утомительное занятие с железом. Мимо двигались разрозненные группы — господа, спутники господ, слуги господ, догоняющий люд, заблудившийся люд, случайные встречные и так далее. Вид бойцов мало кого привлекал, поскольку для профессионального воина нет ничего естественнее упражнений с оружием. Ветер лениво, будто по обязанности, против собственной воли шевелил прапоры с длинными хвостами. Личное знамя Гигехаймов было не вышито, а нарисовано масляной краской, изображая довольно сложную гербовую комбинацию: синее небо, три зеленых горы и улыбающееся солнце с волнистыми лучами. У Кеханы все было проще: на темно-желтом фоне две черные вертикальные загогулины с перемычкой между ними. Глоссатор накоротке пояснил, что это стилизованные луки без тетивы, кои символизируют и вообще характерны для юго-восточного королевства, где в гербах стараются обязательно нарисовать что-нибудь про доблесть и войну.

Тем временем урок продолжался.

— Это как с кавалерийскими мечами «пронзателями», — говорил Насильник в продолжение темы. — Если надо изобразить ожесточенную схватку, противники бьются со всей доступной им яростью, но рубят, а не колют. Выглядит сурово и страшно, однако, при хорошей броне и взаимном нежелании убивать — малоопасно. Так же и клевок протазаном или другим оружием, на котором нет цепляющего крюка. Он успокаивает бойца, в чьих руках находится, придает веру, что тот силен и мощно атакует. Но это ошибка. Оружием надо колоть или рубить, еще использовать для заломов и опрокидываний, а все прочее суть опасный самообман. Есть мнение, что «клюющими» ударами следует бить по передней руке на вражеском древке. Дескать, не нужно много сил, чтобы поразить пальцы или ладонь. Может быть, может быть… Как по мне, обычный укол и быстрее, и надежнее.

Произнеся эту красивую, выразительную тираду, достойную Фигуэредо Чертежника в редкие моменты хорошего настроения, Насильник чуть присел в боевом положении, вытянул перед собой копье — настоящее, с кожаным чехлом на заточенном пере. Барнак зеркально повторил движение искупителя, склонил голову, показывая, что готов. Юный аристократ был так молчалив, что Елена даже какое-то время сомневалась, умеет ли он вообще говорить? С момента знакомства Гигехайм произнес от силы с пару десятков слов и не более двух-трех фраз.

Алонсо пригладил бородку, отчасти похожую на давно не стриженую «эспаньолку», скрестил руки на груди, высокий и подтянутый, как готическая статуя. Пантин, будто зеркаля жест кавалера, провел ту же манипуляцию с собственной бородой, которая удивительным и неизменным образом оставалась аккуратной, почти щегольской, как из-под ножа брадобрея. Елена краем глаза посмотрела на учителя и мимолетно удивилась — насколько разнятся и в то же время как внутренне схожи рыцарь и фехтмейстер. Даже вспомнилось, что это называется «алертность» — хороший тонус, физическая готовность к действиям.

Противники сошлись — стремительно, с уже знакомой Елене «насекомьей» быстротой, когда сознание буквально выключается из процесса, а контроль над телом берут изощренные и отточенные рефлексы. Со стороны два копейщика напоминали огромные швейные машинки, настолько быстро шли серии неглубоких, провоцирующих уколов. Молодой кавалер и старый грешник попробовали защиту друг друга и разошлись, опустив древки в обманчивой расслабленности.

— Почему копье? Для спешенного латника полэкс удобнее, — спросил Пантин у Алонсо, пренебрегая формулой вежливости. Впрочем, сделал он это с такой непринужденностью и простотой, что рыцарь, кажется, воспринял обращение как к равному совершенно естественно. А, может быть, Кехана относился к исчезающе малому числу людей, для которых сословные заборы и в самом деле ничего не значили.

— Воин должен уметь пользоваться любым оружием, — ответил рыцарь со сдержанной улыбкой в седых усах. — Кроме того, как длинный меч есть господин клинкового оружия, так и копье властвует над всем, что имеет древко. Зная основу легче овладеть частным.

Пантин склонил голову перед мудростью сказанного. Если вспомнить его давние слова насчет того, что Фигуэредо лучше было бы учить Елену владению шестом, то следовало признать, что фехтмейстер и рыцарь явно придерживались одних и тех же принципов.

На втором схождении копейщиков Елена поняла, что имел в виду Насильник. Его оппонент действовал быстро и ловко, но время от времени, наталкиваясь на хорошую защиту, пытался пробить ее не прямыми уколами, а характерным жестом удильщика, как бы прихлопывая сверху копье искупителя. Выглядело это грозно, казалось, что вот-вот последует сокрушительный укол в брешь защиты... но каждый раз Барнаку не хватало какой-то пяди, чтобы достать соперника.