Дворцовые интриги и политические авантюры. Записки Марии Клейнмихель

Доктор Боткин обратился к князю Долгорукому с просьбой держать наготове лодку маленькой флотилии, стоявшей на большом озере в парке дворца, на тот случай, если бы любившие грести наследник и его сестры захотели покататься по озеру. Но такая прогулка была ими совершена только один раз: на следующий день лодка была до того загажена и покрыта неприличными надписями, что ею нельзя было больше пользоваться. И это совершили матросы императорской яхты «Штандарт», на которой совершала свои прогулки императорская семья, так их баловавшая.

Прошли месяцы, месяцы страха, в течение которых мы были совершенно отрезаны от внешнего мира и черпали сведения лишь из революционных правительственных листков. M-me Нарышкина, обер-гофмейстерина двора, не выдержав однообразия нашей жизни, заболела и просила разрешения уехать к себе домой лечиться, что ей и было разрешено. Ее сын, товарищ детства, а затем первый адъютант Николая II, в первые же дни революции подал в отставку, что сделали и многие другие. Большинство же бывших царедворцев разбежалось, как крысы с парохода.

Самое замечательное происшествие, которое надо отметить, был визит Керенского в Царское Село. Керенский приехал в царском поезде, окруженный блестящим штабом. Великолепный автомобиль, выписанный Государем до войны из Англии, ожидал Керенского на вокзале и доставил его во дворец. Его визит имел целью убедиться лично, все ли меры приняты к воспрепятствованию побега царя и его семьи. Маленький, захолустный адвокат, одевавшийся ранее фабричным рабочим и носивший кожаную куртку на плохо вымытой сорочке, был теперь одет в английскую форму, носил френч, сшитый у первоклассного портного, а на ногах — сапоги из желтой кожи со шпорами. Он держал себя важно, вызывающе и надменно. Прежде всего он осмотрел охрану, обошел залы дворца и крикнул солдатам: «Следите зорко, товарищи, следите зорко!» Затем, повернувшись ко мне, он сказал повелительным тоном: «Скажите полковнику Романову, что я здесь и хочу его видеть». Государь просил его войти. Керенский первый протянул ему руку. Император держался спокойно, с достоинством, и ничто не выдавало состояния его духа. Керенский сделал мне знак удалиться. Я сделал вид, будто не вижу этого, и обратил свои взоры на царя, ожидая его приказания... «Оставьте меня одного с Александром Федоровичем», — сказал он спокойно. Полчаса спустя Государь приказал своему камердинеру меня позвать. «Александр Федорович хочет видеть императрицу. Не будете ли Вы так любезны его проводить». Я поклонился и последовал за Керенским, который шел впереди меня. Обернувшись ко мне, он сказал: «Да, я желаю увидеть Александру Феодоровну, так как ее личность, о которой так много говорят, меня интересует. Я хочу с ней поговорить наедине. Я ее никогда ранее не видел». Я ему ничего не ответил, велел доложить о нем Государыне. «Пусть войдет, ведь эта чаша меня не минует», — был ее ответ на переданное мной требование Керенского. Он оставался около часа у Государыни. Когда он вышел, я обратил внимание на происшедшую у него перемену в выражении лица. Его взгляд стал мягче, и вся его осанка стала менее театральной: «Я ее себе представлял совершенно другой, — сказал он, — она очень симпатична и, по-видимому, примерная мать. Какое достоинство, какая сила воли, какой разум! И как она хороша». Затем он снова вернулся к Государю, у которого пробыл еще четверть часа. После его отъезда, к моему искреннему изумленно, Государь сказал мне и Долгорукому, довольным тоном: «Вы знаете, царица произвела на Керенского прекрасное впечатление. Он несколько раз мне повторил: «Какая она у Вас умная!»

— Не стану от Вас скрывать, — продолжал Бенкендорф, — на меня произвело неприятное впечатление, что царь был доволен по поводу похвалы Керенским его супруги. Не знаю, что Государыня рассказывала Государю по поводу этого разговора, — в нашем присутствии она никогда не говорила об этом посещении.

Николай II много читал, чаще всего книги о Французской революции. Он был мало знаком с этой эпохой и увлекся историей жирондистов Ламартина. Он неоднократно пробовал читать из этой книги Государыне, но нервы ее были в таком состоянии, что рассказы о Марии-Антуанетте, судьбу которой она впоследствии разделила, ей было невмоготу слушать. Из этой книги царь черпал силы подчиниться безропотно воле Божьей. Он сравнивал свою жизнь с жизнью Людовика XVI и находил, что он менее несчастен, чем этот французский король, так как при нем оставили его семью.

Когда после посещения Керенским Временное правительство ограничило царский обед, состоявший из пяти блюд, тремя и великие княжны стали выражать неудовольствие по этому поводу, Государь прочитал им места из жизни французского монарха и сказал: «Дети, не жалуйтесь, могло бы быть еще хуже».