Тяжко заболев в 1718 году, Шереметев вновь вернулся в мыслях к тому, о чем давно мечтал. В завещании он просил похоронить себя в Киево-Печерском монастыре — не удалось пожить в святости, буду хотя бы лежать в святом месте! Но государь решил участь покойного иначе. Даже последние, предсмертные желания подданных для него ничего не значили. По указу Петра тело Шереметева перевезли в Петербург, и его могила стала одной из первых в некрополе Александро-Невского монастыря. Так даже смерть старого фельдмаршала, как и прожитая им в вечном страхе и трепете жизнь, послужила высшим государственным целям.
Размышления у открытого склепа: Роман Брюс
В популярных исторических книгах о юном Петербурге подробно говорится о его основании весной 1703 года, о строительстве Адмиралтейства, о трудностях великой северной стройки и лишь мельком отмечается, что несколько раз городу угрожали шведы, нападения которых удалось успешно отразить. Между тем в истории Петербурга было несколько лет, когда казалось, что он будет оставлен русскими, что город придется срыть, подобно возвращенным туркам в 1711 году Азову и Таганрогу, а только что заведенный на Балтике флот, подобно Азовскому, частично утопить, частично сжечь, лишь бы не достался врагу. В 1705–1709 годах такая угроза многим представлялась вполне реальной. Судьба Петербурга всецело зависела от того, как пойдут дела в Польше, Белоруссии и на Украине. Ввязавшись в Северную войну на стороне польского короля Августа II, Петр испил всю чашу горечи после того, как, основав Петербург и заняв Копорье, Ям, Нарву и Дерпт (Тарту), устремился на поля Польши на помощь своему союзнику. Обстановка там сложилась такая, что о первых победах в Прибалтике пришлось забыть. В Польше армии Петра I противостояли не слабые гарнизоны прибалтийских крепостей, а вышколенная, прекрасно вооруженная шведская армия во главе с тогда еще не знавшим поражений юным королем-викингом Карлом XII. Посему Петру под мощным натиском шведов пришлось где поспешно отступать, а где и попросту бежать. Война покатилась из Польши в Белоруссию, потом на Украину. Воинственный король был упорен, отважен и бескомпромиссен. После некоторых раздумий царь дал указание восстанавливать укрепления Москвы. Видно, он готовился у стен старой столицы дать бой сильному врагу.
Словом, тут уже было не до амбициозных планов грозить шведам с невских берегов. Петербург же был предоставлен на волю Бога и обер-коменданта Романа Вилимовича Брюса.
Напомню, что в крепостях не было более важного чина, чем комендант. Это только в мирное время комендант чем-то напоминал управляющего и хозяйственника. Зато во время вражеской осады все взгляды были устремлены на него. На коменданте лежала огромная ответственность за судьбу крепости. Только он, как командир корабля, решал судьбу людей, ему подвластных. Только он мог приказать спустить флаг и сдаться неприятелю или держаться до последнего. И во всех случаях он рисковал больше других.
Если комендант приказывал биться до конца, то в случае взятия крепости неприятелем он обрекал гарнизон и мирных жителей на кровавую расправу. Ведь по обычаям ведения войны штурмовые отряды получали от своих командиров право разграбить город (тогда говорили: «отдать город на поток»). Это была плата за риск, которому штурмующие подвергались на стенах вражеской крепости. Известно, что после кровопролитного штурма Нарвы в 1704 году Петр I в гневе совершил неблагородный поступок. Он дал пощечину коменданту Геннингу Рудольфу Горну, который отказался сдать русским крепость и исполнил свой долг до конца. Но, с точки зрения царя, Горн был упрямцем и гордецом. Его упорство привело к страшному кровопролитию, дорого обошлось и шведам и русским.
Если же комендант сдавал крепость неприятелю, то его могли казнить как изменника, труса и предателя. А если осада затягивалась на месяцы, то каково было коменданту видеть умирающих от голода и болезней людей? Нет, хоть и почетна, но незавидна должность коменданта!