Двуединый

К счастью, больше им пока никто опаснее зайцев и белок не попадался, да и те не особо часто, так что даже осторожный Ломон невольно позволил себе немного расслабиться. Тем сильнее был он шокирован – напуган едва ли не до пресловутой медвежьей болезни, – когда сзади его кто-то грубо схватил за рюкзак. Это было похоже, как если бы он зацепился им за дерево, вот только двуединый точно знал, что ничего позади него нет. А значит, это не «что», а «кто».

– Пусти… – непроизвольно вырвалось у него, а вот повернуть голову было страшно, и Ломон, напротив, втянул ее в плечи, а сам напрягся и сжался, ожидая то ли удара когтистой мощной лапой, то ли сжатия на руке медвежьих челюстей.

Но ничего этого не последовало. Прошло уже, наверное, с полминуты, но зверь не спешил развивать нападение. «А может, это не зверь? – мелькнула у Ломона мысль. – Может, кто из своих решил пошутить?» Но Васюта с Олюшкой шагали впереди, почти скрывшись уже за деревьями, а убежавшего еще дальше Медка хоть и не было видно, но подобные шутки были точно не в его характере.

И тогда двуединый все понял и рассмеялся от облегчения:

– Ну, Подуха, ну ты дал! Признаюсь, шутка удалась, я чуть в штаны не наложил, веришь? Что, все-таки решил с нами прогуляться?.. – Ломон наконец-то обернулся, насколько позволил «зацепившийся» рюкзак, но… никого за собой не увидел. Вообще никого – ни медведя, ни Медка, ни Подухи.

И тогда двуединый выкрикнул:

– Медок, Васюта, Олюшка, срочно ко мне! Здесь, мать его, Помутнение!..

* * *

Мохнатый друг примчался первым. Недоуменно посмотрел, пару раз обежал вокруг, сел, склонив голову набок, и уставился удивленным взглядом красивых, цвета гречишного меда глаз: ты чего, мол?

Ломон хотел было ответить, но тут подоспели и Олюшка с Васютой. Осица все пыталась перебросить на грудь несуществующую винтовку, но вспомнив наконец, что той при ней нет, раздраженно поморщилась. А Васюта настороженно спросил:

– Где Помутнение?..

– Здесь, – повел руками двуединый. – Что-то же меня держит.

– А ведь местечко-то знакомое, – огляделась вокруг Олюшка. – Не один в один, но рельеф местности тот же самый, у меня зрительная память хорошая – видимо, чтением развила.

– Тот же самый – это какой? – раздраженно спросил Ломон. – Нельзя ли пояснее?

– Можно. Именно здесь… ну, там, у нас, – махнула за спину осица, – кибер застрял в «тормозилке ИИ». Похоже, эта оказия и здесь тоже действует.

– Но я-то не искусственный! – возразил двуединый. – Веришь?

– Значит, что-то искусственное в твоем рюкзаке, – сказал Васюта. – Что там у тебя, кстати?

– Тушенка, – буркнул Ломон.

– Разумная тушенка? – иронично прищурилась осица. – Насколько я помню, «тормозилка» не пускает только искусственный разум.

– Может, не обязательно прямо уж разум! Просто что-то высокотехнологичное…

– Переиначу вопрос. Ты носишь в рюкзаке высокотехнологичную тушенку? Или это сухари у тебя такие?

– Там у меня несколько артефактов. В смысле, гостинцев. – Двуединый наконец-то понял, что могло быть причиной его «застревания», и решил, что скрывать это от спутников бессмысленно и глупо. – Возможно, какой-то из них меня и «затормозил».

Собственно, версия, что его «затормозило» что-то, находящееся в рюкзаке, была более чем логичной, и сначала Ломон хотел просто снять рюкзак, но поступил еще проще – всего лишь попятился назад. Это ему без проблем удалось, он для страховки отступил еще на несколько шагов и лишь после этого сказал:

– Похоже, причина и впрямь лежит в рюкзаке. И я теперь почти уверен, что это наши гостинцы-артефакты.

– Зачем ты потащил с собой артефакты? – удивился Васюта. – Хочешь их в Мончегорске загнать? А как объяснишь, что это такое? Смотри, так ведь и до беды недалеко…

– И вообще откуда у тебя гостинцы? – нахмурилась осица. – Ты про них раньше не говорил!

– Не говорил, потому что мы вообще вам не собирались рассказывать, что хотим получить в Канталахти мощный аккумулятор, ну а они стали бы платой. А потом как-то не до того было… – Затем Ломон перевел взгляд на Васюту и ответил ему: – Я никуда их загонять не хочу, отдам потом вам, обещаю. А сейчас с собой взял… – он запнулся, решая, сказать или нет, но вспомнил свои мысли насчет «перебдеть и недобдеть» и все же сказал: – … потому что сомневаюсь в Зане. Не на сто процентов, но подозрения в его двуличности все же имеются. Короче, я опасался, что с гостинцами он может слинять к своим бывшим… а может, и не окончательно бывшим хозяевам-содовцам, а вас оставит в этом мире навсегда. Так что и вы, когда поедете с ним в Романов-на-Мурмане, держите ухо востро. Ну, собственно, я… то есть Лом тоже будет с вами, так что напомнит, если забудете.

– Да ну… – неуверенно произнес Васюта. – Вряд ли. Зан столько всего для нас уже сделал…

– Или для себя через нас, – пробормотала Олюшка. – Мне он тоже сразу не понравился.

– Не, я не говорю, что Зан точно враг, – замотал головой двуединый. – Но и сбрасывать такой вариант со счетов нельзя. А потому я перестраховался и взял гостинцы с собой. Но теперь их, видимо, придется оставить здесь, – стал он освобождаться от лямок рюкзака.