– Какие хоть гостинцы-то? – поинтересовалась Олюшка, когда Ломон, сняв с плеч рюкзак, отнес его шагов на пять назад.
– «Книга», «незряш» и «небывашка», – сказал двуединый.
– «Незряш» знаю, – одобрительно кивнула осица. – А «небывашка»…
– «Небывашка» – она как ваша «тушилка», – вставил Ломон, – только размером побольше. Действует, думаю, так же.
– Ну, хорошо. А «книга» что такое?
– Мы и сами не знаем, – подключился к разговору Васюта. – Покажи ей, Ломон!
Двуединый пожал плечами, но все же снял с плеч рюкзак, расстегнул его и осторожно, чтобы не задеть бусину «незряша», достал «книгу». Олюшка призывно вытянула руку, и Ломон передал ей похожий на толстый том в темно-синей обложке брусок.
– Ого! – уважительно сказала осица. – Тяжеленькая книжка! Только, – попыталась она ее открыть, – почитать не получится.
– Зан сказал, что ее плотность больше, чем у бумаги, – добавил двуединый сталкер. – Больше ничего выяснить не удалось.
– Нам такой гостинец еще не попадался, – призналась Олюшка. – Так что и я ничего про него не скажу.
– И Околот сказал, что первый раз такую «книгу» видит, – вспомнил Васюта.
– Так, может, это она тебя и тормознула? – глянула на двуединого осица. – Ну-ка, проверю…
Олюшка взяла артефакт обеими руками, вытянула их вперед и медленным шагом направилась к тому месту, где застрял до этого Ломон. Через несколько шагов она остановилась и негромко, словно боясь кого-то потревожить, произнесла:
– Преграда. Реально как стена.
Осица опустила левую руку, держа в ней «книгу», а правой попыталась коснуться этой «стены». Но ладонь спокойно прошла через нее, как сквозь обычный воздух, и похоже, что это просто воздух и был, а «тормозилка ИИ», если это и впрямь была та самая аномалия, представляла собой что-то вроде невидимого силового поля.
– А ну-ка… – сказал Ломон и сам уверенно зашагал вперед.
Рюкзак он снова повесил на плечи, но даже с лежащими в нем двумя оставшимися артефактами спокойно миновал прежнее непроходимое место.
– Все ясно, – вернулся он к спутникам. – Виновата точно «книга». Придется ее здесь оставить, заберем на обратном пути.
– Надо закопать, – нахмурился Васюта. – Мало ли кто сюда припрется. Только место поприметнее выбрать… – Он покрутил головой и ткнул пальцем на одиноко стоявшую ель с искривленной вершиной: – Под этой елкой самое то будет! Ее мы быстро найдем.
У Олюшки оказался с собой ножик, больше похожий на небольшой тесак, который она достала, чтобы выкопать ямку. Ломон, увидев его, недовольно покачал головой:
– Было же сказано: оружие оставить!
– Какое же это оружие? – искренне удивилась осица. – Это подручное средство. Консервы открыть, колбасу порезать…
– Голову кому-нибудь отрубить, брюхо вспороть… – продолжил Ломон. – Сейчас схрон для «книги» этим мачете выроешь – и его туда тоже положишь.
– Сам туда лучше заройся! – вспыхнула Олюшка.
– Не выделывайся! – одернул ее двуединый. – Я не из-за своих хотелок запрещаю идти дальше с этой секирой! Просто любой остановивший нас полицейский за такую вот открывашку консервов точно нас сцапает, поскольку это холодное оружие, разрешения на которое у нас не имеется. А с учетом, что у нас вообще нет никаких документов, мы окажемся в большо-ой за…
– Засаде, – опередил его Васюта. – У меня как раз и аналогичная садюшка имеется.
– Романтично, когда из-за женщин проливается кровь, – мечтательно улыбнулась Олюшка.
– Романтично, когда «за», – возразил двуединый, – а вот когда «из-за» – это уже не романтика, а дурость. Веришь?
– Нет! – фыркнула Олюшка. – Это у тебя в башке дурость. А вот у моего Васи…
– А если твой Вася придет домой с помадой на рубашке? – перебил ее, прищурившись, Ломон.
– Прольется кровь, – недоуменно заморгала осица. – Васенька ведь это в своем стихотворении как раз и озвучил. Ты что, не понял его сути? Ну, точно, дурость в башке.
– Закапывайте «книгу» и ножик, умники! – огрызнулся Ломон.
Глава 17
Откровенно говоря, Ломону стало тревожно. И не только за себя и своих спутников, а точнее, не столько за это, как за сам факт проникновения Помутнения в его родной мир. Ведь если оно распространится и здесь – это, что называется, полный кирдык. В сталкеров он уже наигрался, хотелось пожить и нормальной жизнью, в которой самая страшная аномалия – отключение горячей воды.