Двуглавый. Книга первая

В общем, когда я уклонился от дальнейшего обсуждения и явочным порядком поставил дворянина Елисеева перед фактом того, что я сейчас обдумаю наше положение и доведу до него свои выводы, некоторая обида со стороны тёзки меня не особо и взволновала. Нет, я, конечно, отреагировал, пообещав тёзке, что последующие наши действия мы с ним ещё обсудим, но так, исключительно для его успокоения. Уж обсуждать те самые действия я собирался так, чтобы у тёзки не оставалось никакого иного выхода, кроме как со мной согласиться.

Но намного хуже этой небольшого и быстро улаженного недопонимания с тёзкой было тут другое. Вверх тормашками летел мой хитроумный план поставить интересующихся тёзкиными способностями в положение просителей, причём план, уже обсуждённый и утверждённый совместно с дворянином Елисеевым. Раз ни институтчики, ни неведомые преступники так до сих пор и не почесались, а сыщики начали что-то нащупывать, перед нами вставала необходимость действовать на опережение, а сделать это без того, чтобы тёзка сам и первым вышел на кого-то из них, никакой возможности не оставалось…

Глава 15 Осмысление, переосмысление и незапланированный эксперимент

— Кажется, здесь, — не шибко уверенно сказал тёзка.

— Нет, вон там, чуть дальше за спиленным деревом, — поправил его я. — Подойдём или подъедем?

— Подъедем, — ответил тёзка. — Зачем зря ходить туда-сюда?

Спорить тут было не с чем, так что подъехали. Не знаю уж, почему в прошлую нашу поездку в Москву я не захотел остановиться на том самом месте, где мы с тёзкой встретились и где я по суровой необходимости подселился к нему в голову, почему захотелось остановиться сейчас, не знал тем более, но вот же, появилось вдруг такое желание. Тёзка и сам был не против, и теперь мы искали точное место того исторического для обоих события. Искали и вроде бы нашли — дерево, спиленное не до нормального пня, а до обрубка высотой около полутора метров, я помнил.

Под ярким солнцем выглядело всё по-другому, но да, это было то самое место. Хорошо, что выехали мы очень рано, машин на дороге было совсем мало, и мы даже смогли походить взад-вперёд по проезжей части, пока оба не уверились, что никакой ошибки нет.

— Знаешь, Виктор, нехорошо, наверное, такое говорить… — виновато начал тёзка. Хм, что это с ним?

— Да ты скажи, а там и посмотрим, хорошо оно или где, — подбодрил я его. Почему-то мне представлялось важным, чтобы тёзка высказался.

— Здесь же такое горе случилось… А мне сейчас на этом месте тепло как-то… На душе тепло… Как будто что-то хорошее тут произошло… — излагал свои ощущения тёзка не особо внятно, но я прислушался к его мыслям и чувствам — да, ему сейчас и правда было хорошо на душе. С чего бы, интересно…

— Ну, хорошее тоже случилось, — напомнил я. — Помереть совсем, с концами, было бы, согласись, намного хуже, уж для меня точно. Спасибо, что приютил.

Тёзка выдал что-то не особо вразумительное в том смысле, что не стоит, мол, благодарности, что сам рад такому обороту, пусть и не понимает, как такое могло произойти. Ага, можно подумать, я понимаю…

Уже в машине, когда мы покатились дальше, я поймал себя на том, что и для меня посещение памятного места не прошло просто так. Нет, какой-то душевной теплоты я в себе не обнаружил, зато и мысли мои, и чувства были наполнены спокойствием и уверенностью, что всё у нас с тёзкой получится.

Эти самые спокойствие с уверенностью меня, должен признать, неплохо так озадачили — ведь никакого внятного плана выйти на Михайловский институт так, чтобы тёзка не выглядел при этом просителем, я так и не придумал, и в Москву мы сейчас ехали лишь потому, что тёзка согласился на время отложить в сторонку свою дворянскую гордость и действовать сообразно складывающимся обстоятельствам. Уговорил я его, короче. Ну что ж, теперь и сам чувствовал, что уговорил не зря.