Двуглавый. Книга первая

— В дело вовлечено уж очень много людей, не один, не два и не десять, — начал я излагать свои соображения. — А в таких условиях сохранение тайны настолько затруднительно, что почти и невозможно, не зря же немцы говорят: «Что знают двое, знает и свинья», а тут, повторяю для тех, кто не расслышал, знают не двое, а куда больше. И раз так, то в Михайловском институте о левом заработке своих подопечных тоже знают. Знают, но помалкивают и не особо мешают. То есть институтское начальство такое положение дел вполне устраивает. Делятся с ним доходами упомянутые тобой ушлые дельцы или причина такого попустительства какая-то другая, мы с тобой не знаем. Почему эту лавочку не прикрыли те, кому по службе положено за ней присматривать, мы не знаем тоже. Но ведь не прикрыли, так?

— Так, — растерянно признал тёзка. Я уже не рад был, что принялся говорить об этом в машине, не хватало ещё, чтобы тёзкина растерянность отразилась на вождении. Пришлось напомнить товарищу, что смотреть надо на дорогу, а не вглубь себя. Убедившись, что слова мои тёзка принял как руководство к действию, я продолжил:

— Значит, нельзя исключать и того, что и эти смотрители тоже имеют во всём этом свой интерес. Кстати, кто это, как думаешь? Полиция или жандармы?

— Жандармы, скорее всего, — отозвался тёзка. Ну да, я и сам так думал.

— И как, сильно тебе теперь хочется лезть в это болото? — спросил я. — Где куча сотрудников казённого учреждения работает на какого-то левого дядю, начальство закрывает на это глаза, а жандармы закрывают глаза на такое бездействие начальства?

— Мне хочется способности свои раскрыть, — похоже, мои слова тёзку не на шутку расстроили. — Обидно же, иметь такую предрасположенность, и не знать, что и как с нею делать!

Да, тёзку я понимал. Осознание своей причастности к чему-то особенному всегда кружит голову, так и тянет этой самой причастностью воспользоваться, но у тёзки случай особый, тяжёлый и запущенный — причастность-то есть и он её осознаёт, а вот как ею воспользоваться, и понятия не имеет. А это уже источник совсем других чувств и переживаний, вовсе не таких радостных и обнадёживающих. И потому дворянину Елисееву сейчас не позавидуешь… Но тут мы доехали до Посланникова переулка, тёзка поставил «Яузу» на стоянку, и я решил временно отвлечь его от ненужных мыслей, потребовав себе льгот и привилегий в виде пива.

Помощник околоточного надзирателя, дай ему Бог здоровья, не обманул — и само заведение господина Миллера снаружи и внутри выглядело более чем солидно, и пиво там оказалось превосходным, да и поесть что нашлось, помимо обычных пивных закусок. Пусть тёзка и говорил, что пиво пьёт только в охотку, что-то мне подсказывало, что охотка такая будет у него теперь проявляться почаще.

— Ты, конечно, ловко заставил Николая всё разболтать! — кажется, поход в заведение Антона Миллера (язык не поворачивался назвать его просто пивной) поднял тёзке настроение.

— Брось, — отмахнулся я, — ему и самому надо было тебе расписать всё в привлекательном виде. Так что я просто немного ему помог.

— Да я бы и так не смог, — самокритично признал тёзка.

— А я на что? — сам я до самокритики как-то не дошёл.

Домой мы пришли довольные и благодушные. С тёзкой, конечно, завтра надо будет серьёзно поговорить, но это завтра. Портить сегодняшний день выводами из того, что я наговорил тёзке в машине, уж точно не стоило — день-то, что ни говори, выдался удачным. И деньгами разжились, и с левыми делами в Михайловском институте положение прояснили, пусть и не полностью, и пива хорошего попили. Вот на том и надо день завершить, а завтра… Утро вечера, как говорится, мудренее.

[1] В Российской Империи разряд нижних чинов полиции, включавший тех, кто в армии был рядовым или ефрейтором (в полицию брали только отслуживших в армии)

[2] Полицейский чин в Российской Империи, соответствующий армейскому фельдфебелю (вахмистру)

[3] Современное название — Гоголевский бульвар

Глава 17 Хитрые планы и суровая реальность

— Ты вот вчера всё недоумевал, почему в Михайловском институте начальство терпит сторонние заработки сотрудников, и почему жандармы закрывают на это глаза, — за утренним чаем тёзка вдруг вспомнил мои вчерашние размышления.

— Было такое, — осторожно согласился я, не понимая, к чему это он.

— И наверняка ты полагаешь, что причины этого лежат во взяточничестве, — не унимался дворянин Елисеев.

— Скажем так: я бы не стал такое исключать, — дипломатично уклонился я от прямого ответа. Куда клонит тёзка, я так пока и не понимал, а потому мне интереснее было дать товарищу выговориться, а не давить на него своим жизненным опытом.