Двуглавый. Книга первая

— Скажешь тоже! — возмутился тёзка. — Не бывает! Ещё как бывает!

— У тебя, может, и бывает, — ворчливо согласился я. — А у меня нет. Вот ты сегодня чем завтракал?

— Яичницей, хлебом с маслом и сыром, хлебом с ветчиной, чаем, — ответ я, понятно, уже знал, но в воспитательных целях показывать это своё знание не стал.

— Вкусно было? — продолжил я спрашивать.

— Очень! — подвоха тёзка не уловил.

— Во-о-т! — назидательно подхватил я. — А я, между прочим, по твоей милости этих приятных вкусовых ощущений оказался лишён! И где, скажи мне, тут доброе утро, а? С чего бы это ему быть добрым?

— Так проснулся бы со мной вместе, вот и стало бы добрым, — он продолжал настаивать на своём.

— Я создам комиссию по рассмотрению этого вопроса, — затягивать дискуссию не особо хотелось, но и оставлять за тёзкой последнее слово тоже.

— Хорошо сказано, я запомню! — хмыкнул он.

— Запомни-запомни, — насколько позволяло наше мысленное общение, я постарался, чтобы в моих словах чувствовался сарказм. — Раз уж ты выбрал чиновничью службу, там тебе такое пригодится. Правда, придётся для начала дослужиться до чина, в котором будешь иметь возможность создавать комиссии.

— Дослужусь когда-нибудь, — беззаботно отмахнулся тёзка. — Лучше расскажи мне, наконец, как это у вас сословия отменили.

Я и рассказал. Не щадя тёзкиного самолюбия, кратенько обрисовал, до какой степени к 1917 году деградировало в России дворянство, ну и далее по порядку — революция, последовавшая за ней каша из крови и дерьма, ужасы и кошмары «построения нового мира», война, победа, тихое сползание страны в сонную одурь «развитого социализма», уголовно-реформаторские девяностые, беспрерывная череда войн по периметру России, постепенное оживление нулевых, новая война, в общем, тезисно прошёлся по основным историческим вехам. Даже не знаю, что шокировало тёзку сильнее — гибель российского дворянства, примерное количество людских, территориальных и прочих потерь страны от всех этих пертурбаций, нынешнее положение дел, изменения общемирового характера или что ещё, но мой товарищ по разуму выпал, что называется, в осадок.

По счастью, не первый уже раз за время нашего недолго знакомства я убедился, что тёзка мой — человек разумный и предусмотрительный. У него оказалась припасена бутылочка крепкой рябиновой настойки, и он даже без моей подсказки махнул одну за другой пару довольно больших, крупнее привычных мне, стопок, которые тут называют чарками. [1]

— На случай простуды держу, — пояснил он, — так-то я и не пью почти.

— Не оправдывайся, я всё понимаю, — постарался я его утешить.

Ни одно доброе дело, как известно, не остаётся безнаказанным, вот и за проявленное мною понимание незамедлительно наступила расплата — тёзка поведал мне историю своего мира, и тут уже пришла моя очередь охреневать. Впрочем, в отличие от тёзки, в названное состояние я впал совсем по другой причине. Если в моём мире нетрудно было поверить в некий всемирно-исторический заговор, потому как нам раз за разом нам доставались худшие варианты, то здесь всё происходило строго наоборот — Российская Империя в историческую лотерею чаще всё же выигрывала, пусть и ни разу не срывала джек-пот.

Свернула история с привычного мне пути тут в конце восемнадцатого века и начался этот поворот в Европе. Ну а где ещё-то ему начаться? Всё, что так или иначе влияло на судьбу мира, со времён Древнего ещё Рима там и начиналось. Можно, конечно, обозвать это оголтелым евроцентризмом или другой какой ярлык навесить, а можно просто принять к сведению, что нравится вам или нет, но так оно и есть, или, по крайней мере, было в нашей истории до того самого семнадцатого года. В общем, французская революция тут хоть и потрясла мир цареубийством и беспрерывной работой гильотин, но Бонапарта не породила. Тёзка, например, вспомнить, кто это такой, так и не смог, хотя честно пытался. Чтобы корсиканец совсем уж никак себя не проявил, это, конечно, вряд ли, но, похоже, то ли погиб молодым, то ли ещё что-то нехорошее с ним случилось. Надо будет потом поискать, когда время найдётся. А дальше уже пошло-поехало — и французская экспансия без Бонапарта тут иначе происходила, и ответ Европы на неё, а уж какие последствия всё это имело для России…

Последствия, прямо скажу, более чем благоприятные. Не вторглись к нам двунадесять языков в 1812 году, не было Польского восстания 1831 года — уже, знаете ли, нехилый такой исторический бонус. Но самым большим, на мой взгляд, плюсом для страны оказалось двадцатитрёхлетнее правление Павла Первого. Здесь он тоже стал жертвой заговорщиков, и даже не один, а вместе с сыном Александром, которого хоть и провозгласили императором Александром Первым, однако из-за тяжёлых ран, полученных от рук заговорщиков, процарствовал он чуть меньше трёх недель, да и то, почти не приходя в сознание.