Двуглавый. Книга первая

— После нашего чаепития, за которое вам, Михаил Андреевич, большое спасибо, я помогу Виктору Михайловичу составить официальное заявление, на основании коего буду докладывать начальству, — откладывать исполнение своего плана Воронков не собирался.

— Непременно, Дмитрий Антонович, непременно! — повеселел подполковник Елисеев. Тёзке общее приподнятое настроение тоже передалось, и он уже предвкушал будущую свою причастность к заоблачным вершинам Российской Империи, ну, так он себе это представлял.

Я, конечно, за тёзку тоже порадовался, но не сильно и ненадолго. Куда больше занимал меня вопрос: а с чего это коллежский секретарь Воронков так заботится о простом студенте, пусть даже и дворянине?

[1] Шайкача — принятый в сербской, затем и в югославской армии традиционный народный головной убор, напоминающий позднейшую пилотку. Именно шайкача стала прототипом русской «пилотской шапки» Первой Мировой, которая, в отличие от оригинала, была сильнее заужена к верху. (см. вкладку Доп. материалы)

Глава 26 В Москву!

Затребованное Воронковым заявление мы с тёзкой сочиняли часа два, ещё почти столько же ушло на его доводку и переписывание после уточняющих вопросов сыщика и наших с тёзкой ответов. Всё это время меня так и продолжал занимать вопрос о причинах внезапного благоволения московского гостя к дворянину Елисееву, но какого-то внятного ответа я пока так и не находил. С тёзкой я своим недоумением поделился, и мы, немного посовещавшись, решили самого Воронкова пока не спрашивать — во-первых, далеко не факт, что он вообще ответит, а, во-вторых, тем более не факт, что ответит правдиво. Ладно, будем к поведению Дмитрия Антоновича внимательно присматриваться, глядишь, так со временем и найдётся если не сам ответ, то как минимум ведущая к нему ниточка.

Писанина в итоге вышла у нас знатная — и тёзка на летних каникулах успел соскучиться по умственному труду, и я давненько всяческих бумаг не сочинял, и Воронков со своими вопросами нашим с тёзкой творческим успехам немало поспособствовал. Да, толком мы даже не представляли, что именно замышляли тёзкины похитители, но отрабатывавшиеся на занятиях с Александром Ивановичем упражнения описали настолько детально, что у любого розыскника разыгралось бы профессиональное воображение, подсказывая ему самые невероятные по замыслу и опасные по своим последствиям преступления, которые могут совершить владеющие такими навыками люди. В любом случае там затевалось что-то уж очень грандиозное, так что мы с тёзкой если и сгущали краски, то не особо и сильно. В общем, будет чем заинтересоваться дворцовой полиции, ох и будет…

Получив наконец на руки тёзкин опус, Воронков прямо на ночь глядя отбыл в Москву, обещав вернуться в самом скором времени. Не знаю уж, что это означало в его понимании, но ждать возвращения московского гостя пришлось аж три полных дня. Однако же, нам с тёзкой в эти дни было не до скуки.

Первый день ожидания совпал с последним днём сборов, тёзка выразил желание поучаствовать в стрельбе из карабина, причём из всех трёх доступных образцов. Я уже говорил, что армейский самозарядный карабин Феоктистова мне понравился, повторю эти свои слова ещё раз — вполне удобная и эффективная машинка. Тёзка рассказал, что в войска поступать эти самозарядки стали четыре года назад, так что большая часть пехоты всё ещё вооружена не только магазинными карабинами Самойлова, но и его же длинными винтовками, да и в тех частях, куда пошли первые самозарядки, артиллеристы, сапёры и тыловики по-прежнему таскают старые добрые магазинки. Кстати, да, добрыми дворянин Елисеев обозвал их не зря — карабин оказался ухватистым, не шибко тяжёлым, и меткая стрельба из него давалась тёзке без каких-то затруднений. Для меня, конечно, передёргивать затвор вручную после каждого выстрела было жутко непривычно, но заботу конструктора о том, чтобы у стрелка это получалось более-менее удобно, я заметил и оценил. По словам тёзки, карабин приняли на вооружение аж в девяносто третьем году как укороченную разновидность длинной пехотной винтовки, но с появлением феоктистовских самозарядок выпуск винтовки прекратили вообще, и карабин должен был со временем сменить её в войсках, а уже затем полностью уступить место изделиям господина Феоктистова.