Двуглавый орел

У того оказалась аллергия на пчелиные укусы, и не прошло и пары минут, как беднягу начало тошнить, а его лицо распухло до такой степени, что он практически ничего не видел. В конце концов с помощью бортмеханика-коммивояжера самолёт совершил посадку в Сент-Хелиере, где нас ждали пожарные машины и кареты скорой помощи. Когда мы спускались по трапу — я следовал за Эдит, которую без сознания выносили на носилках — стюардесса стояла у подножия трапа, снова обретя самообладание.

Она с улыбкой прощалась с пассажирами, извинялась за "несчастный случай" и желала более приятного следующего перелёта. В свою очередь пассажиры, которые двадцать минут назад чуть не отправились на тот свет, уверяли её, что полёт прошел удачно и не стоит волноваться по поводу того, что мы чуть было не спикировали в море.

Наступила моя очередь, последняя. Но для меня не нашлось утешающих слов: лишь неожиданно холодная улыбка и укоризненный пристальный взгляд, заготовленный для человека, от которого не ждут хорошего поведения, а он все равно умудряется исподтишка нагадить и подвести, хотя на него никто и не полагался.

— Боюсь, — сказала она, — что ваше поведение было просто позорным, других слов и не подберешь. Больше никогда, никогда, слышите меня? Никогда больше так не делайте. Если не можете удержаться от того, чтобы не расстраивать других пассажиров глупыми шутками, то лучше вообще не летайте. Боюсь, в этой стране так не принято себя вести.

Я часто удивлялся, как тогда, так и сейчас, той властности в голосе, которая с легкой естественностью исходит от англичанок верхнего среднего класса, неважно по рождению ли, или (как я подозреваю, в этом случае) поднявшихся из низов. Я прослужил более половины своей жизни кадровым офицером — на море, на суше и в воздухе. Я вел за собой людей под огнем на борту кораблей, в замкнутых помещениях подводных лодок и в десятках сражений от холмов северного Китая до парагвайских чако [3].

Тем не менее, у меня не было никакой надежды сравняться с непогрешимой уверенностью в голосе этой молодой женщины: словно только моральный урод или человек абсолютно лишенный порядочности мог ослушаться ее указаний. Полагаю, это результат трех столетий диктовки своих законов туземцам повсюду, куда только могли дотянуться пушки Королевского флота. Какая жалость, подумал я, что она родилась в эпоху, когда туземцы быстро приобретают пушки еще большего размера и лучшего качества.

Когда мы прибыли в дом моей свояченицы, то узнали, что мать Эдит умерла уже несколько часов назад, так что мы могли бы и не торопиться. Неудивительно, что Эдит настояла возвращаться морем, сказав, что скорее останется на Джерси на всю жизнь и будет при необходимости ночевать под заборами, чем снова полетит.

Инцидент и впрямь глупый, и я должен извиниться за то, что молол такой вздор и надоедал вам с этим. Но мне напомнил о нем тот глупый фильм по телевидению. И это заставило меня вспомнить о событиях, произошедших еще на сорок лет раньше, летом и осенью 1916 года. О короткой, но беспокойной карьере пилота императорского дома Австрии: неполные четыре месяца в австро-венгерских военно-воздушных силах, за которыми последовали девять недель в воздушном подразделении имперских и королевских военно-морских сил.

После того как сестра Ассумпта помогла мне подняться в комнату (я могу управляться на лестнице самостоятельно, но сестры предпочитают, чтобы меня кто-нибудь сопровождал), я вынул старый фотоальбом и начал пролистывать страницы.

Сестры привезли меня сюда в мае — прошлым летом в Илинге я ужасно страдал от бронхиальной астмы.

Планировалось, что я некоторое время отдохну у моря, но сестры не выказывали желания меня возвращать, и, так или иначе, долгая военная карьера научила меня тому, что нет ничего более постоянного, чем временное. Нет, я допускаю, что могу умереть и здесь, на берегу прекрасного океана, ведь он казался мне какой-никакой, но всё-таки родиной. Но давайте относиться к подобным вещам проще.

Как я понимаю, у сестер Вечного поклонения был договор с похоронным кооперативом Суонси и Западного Гламоргана на поставку покойников, и за каждые похороны они получали кой-какую мелочь в качестве пожертвований, так что за год в казне Ордена накапливалась приличная сумма.

В Илинге бы этого не разрешили, потому что капеллан Ордена, жестокий старый фанатик по имени отец Чогала, считал, что кооперативное движение является частью всемирного масонского заговора большевиков и евреев. Но здесь сестры были достаточного далеко от его наставлений, так что могли делать то, что считали нужным.