Двуглавый орел

Хотя оперетты по большей части доставляли мне удовольствие, я никогда не испытывал особого интереса к слащавым пьескам в стиле Шраммеля, всегда вызывавшим в воображении образ толстого чиновника, рыдающего воскресным вечером над пол-литровой кружкой вина в венском хойриге-гарден [30]. Во всяком случае, даже с такого расстояния было слышно, что музыкант не особенно хорош — возможно, для своих товарищей он был даже худшим испытанием, чем зловоние и мухи.

Потом где-то ниже по склону послышался тяжёлый глухой удар. Через несколько секунд, взглянув вверх, мы увидели в небе объект, похожий на пивную бочку с плавниками, летящую к нам с искрящемся шлейфом позади.

Предмет исчез из вида, а спустя мгновение весь склон холма содрогнулся от мощного, как миниатюрное землетрясение, взрыва, такого сильного, что нас оглушило взрывной волной, а обломки аэроплана (я едва мог видеть его над краем воронки) на миг поднялись в воздух. Это взорвалась выпущенная из миномета фугасная бомба, которые итальянцы в последнее время производили в больших количествах — около двух килограммов тротила, смешанного с кусками металлического лома и упакованного в бочку.

Когда к нам вернулся слух, я услышал трубящий вдалеке, в наших окопах, горн — сигнал вызова санитаров-носильщиков. Очередные потери, подумал я. Этим вечером батальонный писарь сделает короткую запись: "Спокойный день на позициях. Никаких происшествий. Четыре человека убиты фугасом".

Что касается скрипача — он на время прекратил играть, без сомнения, нырнув в ближайшее укрытие при первых звуках подлетающей бомбы. В прошлом я часто страдал от музыкантов-любителей, которыми военные корабли просто кишмя кишат, но в целом считал сбрасывание на них бочек из-под горючего, начиненных взрывчаткой, несколько чрезмерным способом выражения неодобрения.

Так мы лежали примерно до двух часов, страдая от солнца, жажды, мух и зловония, исходящего от поля боя. Потом внезапно Тотт схватил меня за руку и стал на что-то показывать.

Воронка находилась на склоне, поэтому один её край был ниже другого. Я мог видеть только небо, если не желал подставлять макушку снайперу. Но с изумлением обнаружил, что яркая летняя синева затянута туманом. Сначала я подумал, что это верхушка полосы тумана, надвигающейся с Триестского залива — явление, необычное для этого времени года, но вполне возможное.

Затем, к своему ужасу, заметил, что туман имеет зловещий желтоватый оттенок, и легким ветерком его несет вверх по склону холма в нашу сторону. Это было облако отравляющего газа, и мы находились прямо на его пути!

Нам одновременно пришла в голову одна и та же мысль. Это была тошнотворная затея, и лишь угроза неминуемой смерти могла заставить нас её исполнить. Мы чуть все не бросили, когда труп развалился на части, едва мы попытались поднять его за истлевшую одежду.

Но мы поплотнее прижали к лицам носовые платки, стараясь не смотреть, и наконец нашли то, что искали среди разлагающегося снаряжения: полотняную сумку с чем-то упругим внутри. Мы успели в последнюю секунду, вытащив маску, когда первые клубы газа начали просачиваться в яму.

Следующие несколько минут однозначно были не из самых приятных в моей жизни — дышать по очереди через лицевую часть испорченного противогаза, провонявшего трупным запахом, и бог знает насколько эффективного, после того как несколько месяцев провалялся под открытым небом.

Я до сих пор не знаю, что это был за газ, помню только приторный запах, как у гниющего ананаса, от него жгло глаза и болело в груди.

Мы старались сидеть неподвижно, чтобы в кровоток попало как можно меньше газа, и выползли на край воронки, предположив — что бы это ни было, газ тяжелее воздуха и будет собираться на дне. Как только облако стало рассеиваться, мы нырнули обратно в укрытие.

За облаком мчались неясные фигуры, а выше по холму раздавались крики и беспорядочная пальба. Мы лежали, вжавшись в землю, и надеялись, что нас примут за покойников, если заметят. Боже милостивый, когда же стемнеет? Меня нисколько не привлекала эта игра в солдатики.

Приблизительно через пять минут, когда последнее облако газа рассеялось, вдалеке, у наших позиций, прогремело два взрыва, а затем раздалась стрельба. С риском для жизни я решил взглянуть через край воронки в направлении наших окопов. Возможно, подоспела помощь.

Я услышал крики, потом увидел мелькающие среди воронок верхушки касок. Это были новые немецкие каски — "вёдра для угля", что означало австрийские штурмовые подразделения. Несмотря на многочисленные ранения в голову во время сражений при Изонцо, Военное министерство всё ещё лишь подумывало о производстве австро-венгерских стальных касок, но появились они уже только в последние месяцы войны. А пока что, несколько тысяч стальных касок закупили у наших германских союзников, но до сих пор они выдавались только Штосструппен — специальным фронтовым отрядам, выполнявшим самые опасные и трудные задания на передовой.