Двуглавый орел

Очень маленький руль, просто лопасть в форме запятой, держался на острой кромке хвостовой части фюзеляжа. Короткие крылья, прямоугольные и довольно широкие, сильно ограничивали пилоту обзор вниз. Обзор вверх через вырез в заднем крае верхнего крыла тоже был не лучше.

Но самой причудливой вещью в этом агрегате была опора между крыльями— не пара реек, как у нормального аэроплана, а конструкция из двух пирамид, соединённых посередине металлическим кронштейном в форме звезды, сильно смахивающая на брезентовый походный умывальник на четырех ножках.

Вершиной этих странностей, от которой и без того высокий аэроплан казался ещё выше, как карлик в цилиндре, стала любопытная конструкция обтекаемой формы из дерева и алюминия над верхним крылом. Мы выяснили, что там расположено вооружение аэроплана — единственный пулемёт Шварцлозе. Похоже, когда герр Хенкель проектировал аэроплан для австро-венгерских ВВС, то рассчитывал, что в его распоряжении окажется пулемёт, стреляющий сквозь пропеллер, как на всех последних немецких машинах.

Но не тут-то было — немецкое Военное министерство отказалось продавать Австрии прерыватель Фоккера, фактически, даже запретило его производство у нас по лицензии. Установить пулемёт поверх крыла придумали в последний момент, а обтекатель, повсеместно называемый "детский гробик", стал отчаянной попыткой уменьшить сопротивление.

Он не только почти не увеличивал скорость аэроплана, но, как мы скоро обнаружили, делал почти невозможным устранение неисправности пулемёта в полёте. Спустя годы говорили, что пилоты называли "Бранденбургер КД" летающим гробом.

Не припомню использования такого названия, хотя, оглядываясь назад, считаю его вполне уместным, а лакированный красновато-коричневый фюзеляж действительно выглядел как гроб. Я помню только одно прозвище, хотя его нечасто так называли: "Spinne", или "Паук". В конце концов, обычно имена предназначаются для людей или вещей, к которым мы испытываем хотя бы проблеск привязанности, а те, кто летал на "КД", разумеется, ничего подобного чувствовать не могли. Мы в молчании проделали обратный путь к палатке-столовой. Оба пилота-перегонщика уже находились там, и денщики угощали их напитками, как двоих выживших в железнодорожной катастрофе — невредимых, но всё ещё находящихся в состоянии сильного шока. Один из них был венгр, если я правильно помню, по фамилии Терчетани, другой — поляк Романович. Лицо последнего всё ещё могло посоперничать в белизне с мелом, он дрожащей рукой наливал себе очередную порцию шнапса.

— Пресвятая матерь божья, — сказал он, — пойду завтра в окопы добровольцем. Куда угодно — в штурмовой батальон, огнемётчики, в газовую, в похоронную команду — мне плевать.

— Что, все настолько плохо?

— Плохо? Господи Иисусе, я в жизни не летал ни на чем подобном. Даже «Авиатик», прозванный «кресло-качалка», и то лучше. Это просто катастрофа. Впервые я поднялся на нем в воздух вчера днем, и он сорвался в штопор на высоте две тысячи метров. Мне удалось выровнять его прямо у самой земли, один бог знает как. Он как змея петляет из стороны в сторону, а при посадке... Не знаю, как мне удалось не опрокинуться через голову, как бедняге Белонеку. Мы вылетели из Марбурга вполне неплохо, по крайней мере, эта свинья высоту набирает прилично, но только отлетели от аэродрома, как аэроплан Метцгера без всякой причины сорвался в штопор.

— Может, это случилось из-за проблем на взлёте?

Романович мрачно ухмыльнулся и залпом допил шнапс.

— Да, можно и так сказать. Только для Метцгера на этом все проблемы навсегда закончились. Бедный малый спикировал прямо в землю и вознесся на небо, как фейерверк — "пополнил ряды ангелов", как говорят у нас дома.

— А почему вы не повернули назад?

— Выбора нет, старик, приказы и всё такое. Понимаете, мы с Терчетани были в 14-й эскадрилье на Украине. В этом году у нас там случились проблемы с другим летающим недоноском, приснопамятным "Авиатиком BIII", известным как "кресло-качалка" или "ярмарочные качели". Эта штука убила так много наших ребят, что в конце концов у нас случился небольшой бунт, или, как это дипломатично называют офицеры, "массовый отказ выполнять свой долг", и мы заявили, что летать на нём больше не будем. Подразделение расформировали, а нас всех отправили в другие эскадрильи. Мы офицеры, а не рядовые, поэтому нас не могли расстрелять или сослать в штрафной батальон. Но говорю вам, мы меченые. Ещё один отказ выполнять свои обязанности — и нас ждут большие неприятности, не сомневайтесь.

— Как думаете, из этого "КД" получится боевая машина? — спросил Поточник.

Романовичу этот вопрос показался очень забавным.