— Вы готовы? Прекрасно, — сказал Владимир после пожелания доброго утра. — Мне уже принесли весточку из Двугорского от нашего Мишеля: у них всё готово к операции, план в силе.
— Я рада.
— Кстати, о вашем брате. Перед тем как мы спустимся, у меня к вам будет одна просьба. Надеюсь, вы не откажете.
— Конечно. Что за просьба?
— Вот, — он подошёл к её столику, достал из кармана сюртука и протянул маленький запечатанный конверт. — Если со мной сегодня что-либо случится, передайте это князю.
Репнина взяла послание в руку. Что он мог написать там внутри? Прощальное письмо? Завещание? То есть, Корф в самом деле полагает, что не все сегодня останутся в живых?!
— Я, разумеется, сделаю, как вы просите, — ответила она тихо. — Только всё же буду надеяться, что этого не понадобится.
— Как карта ляжет, Наталья Александровна. Вы, главное, сами будьте осторожны. И в случае чего, слушайте мою команду или приказы Михаила. А теперь, нам пора. Жду вас у выхода с ларцом — открытый экипаж уже подали. Погода благоволит: на улице ясно.
Кивнув ей, он быстро направился к выходу.
— Владимир!
Корф обернулся и замер с непроницаемым лицом. Наташа вскочила со своего места, при этом едва не опрокинув столик, подбежала к нему и обняла. Мгновение — и он крепко обнял её в ответ — а после столь же стремительно высвободился из объятий.
— Жду вас внизу, — прошептал он, избегая её взгляда, и вышел прочь.
Натали стояла как вкопанная, слушая удаляющиеся шаги. В груди было больно. Отчего-то хотелось плакать.
— И это тоже вам. Спрячьте куда-нибудь. Только так, чтобы в случае необходимости, смогли быстро достать.
Когда она уселась в коляску с откидным верхом, который сейчас был натянут, дабы спасти от солнца, и положила на колени ларец, Корф, севший следом, протянул ей револьвер:
— Заряжен на пять выстрелов. Постарайтесь не промахнуться.
— Куда же я его спрячу? — растерялась Натали, беря оружие в руки.
По случаю жаркой погоды на ней было надето хлопковое белое платье. Письмо Владимира она спрятала в корсет, ближе к сердцу, как в самое надёжное место. На голову Натали повязала соломенную шляпку, в ногах стоял зонтик от солнца, который она хотела раскрыть, как только повозка двинется в путь. Правда, ещё имелась длинная светлая шаль. Повозившись немного, она положила револьвер себе на колени, обернула несколько раз полами шали, а сверху поставила ларец с псевдодрагоценностями. Было не совсем удобно, но ничего лучшего в голову не пришло.
— Замечательно, — одобрительно отозвался Владимир, глядя за её манипуляциями. — Ну что, поехали?
— Ни пуха, ни пера, — кивнула Наташа, став вдруг суеверной.
Коляска, управляемая Никифором, выкатила со двора. Сзади на облучке рядом с сундуком Репниной разместился Алёшка.
Пока их экипаж ехал по Петербургу, они не имели возможности серьёзно разогнаться. Приходилось пропускать встречные кареты, обозы, повозки и одиноких всадников. Или же плестись следом за более медлительными экипажами, поскольку узкие улицы города не позволяли обогнать последние. Владимир пару раз с равнодушным видом приподнимал свой цилиндр, приветствуя столичных знакомых. При этом Натали, укрывшаяся в тени повозки под зонтиком, ловила на себе любопытные взгляды.
Когда миновали Царскосельский вокзал, Репнина впервые за несколько дней подумала об Александре и принцессе Марии. Некоторое время назад ей прилетело письмо от фрейлины Софи Дашковой. Она в весьма завуалированной форме намекала Репниной: её персоной интересовалась одна царственная особа. Что хотел выведать у Дашковой цесаревич — так и осталось для Натали загадкой. Однако сам факт того, что он спрашивал о ней, не мог не вызвать душевное беспокойство. Как бы ни была привязана Наташа к Мари, ей в который раз подумалось: как же не хочется возвращаться ко двору. А ведь в скором времени вернуться придётся. Вряд ли удастся найти новый повод отпроситься у государыни. Разве что взять да и свалиться с какой-нибудь опасной хворью — тогда её точно на пушечный выстрел не подпустят к Марии и ребёнку. Только это всё глупости. Здоровье у Натали всегда было отменным, она редко хворала. И потом, не следует желать самой себе болезней — не по-божески это.
Наконец, Петербург остался позади. Коляска, заправленная резвой четвёркой лошадей, стала набирать ход. Наташа почувствовала, как встречный ветер обдувает лицо, освежая лучше любого веера. День снова обещал быть жарким. Потянулись длинные, немного пожелтевшие от зноя и засухи поля с небольшими деревеньками, видневшимися вдали. Пейзаж был до боли однообразен, однако Репнина смотрела во все глаза, словно каждый миг ожидая, что на них вот-вот нападут. Спустя полчаса путешествия на горизонте замаячил лес, тот самый, дорога через который вела в Двугорский уезд. Чем выше вырастали из земли ели и берёзы, тем сильнее становилось волнение Натали.
— Что-то произойдет, я это чувствую, — подала она голос.
— Женская интуиция? — спросил Владимир.
Его взгляд сделался сосредоточенным, а костяшки пальцев побелели — так сильно сжал он тросточку, стоявшую рядом у ног.