Двух дорог пересеченье (СИ)

«Револьвер!» — мелькнуло в голове Репниной. Опираясь на колесо, она медленно встала и, едва не потеряв вновь равновесие, потянулась к оружию, так и оставшемуся лежать на дне коляски. Схватив рукоять, княжна возвела курок, направила дуло вверх и, нажав на спусковой крючок, выстрелила в воздух. Несколько испуганных птиц вспорхнули с высоких елей и полетели восвояси.

— По-мо-ги-те!!! — заголосила она в пустоту, готовясь сделать новый выстрел и надеясь, что так Михаил уж точно их услышит.

— Наташа, бегите! Не надо!

Застыв с револьвером в руках, Репнина повернулась к Владимиру. Как — не надо? Он что, всерьёз думает, она бросит его и сбежит?

— Бегите же! Считайте, что это приказ! — повторил он, отвлекаясь лишь на миг, дабы взглянуть на неё.

И этого мига хватило, чтобы неудачно увернуться от нового броска. Наташа увидела, как лезвие вошло в правый бок Владимиру и резко выскользнуло обратно. Внутри всё оборвалось. Корф, оттолкнув от себя нападавшего, с шумом втянул воздух, словно пытаясь задержать дыхание.

— Тебе конец, — сказал разбойник, надвигаясь на Владимира.

Тогда Натали хладнокровно, словно проделывала это уже много-много раз, возвела курок и навела дуло на главного злодея. Целясь в руку с окровавленным лезвием, княжна выстрелила. Расстояние было совсем небольшое, гораздо меньшее, чем вчерашнее до бутылок из-под шампанского. Она попала точно в цель. Главарь шайки, заорав, выронил кинжал. Хватаясь за простреленное плечо здоровой рукой, он пнул ногой раненого Корфа и повернулся к Репниной.

Одно дело — выстрелить в противника, не видя его лица, совсем другое — выдерживать на себе столь ненавидящий взгляд. Но человек перед ней — убийца. И если она не выстрелит, он убьёт их всех. Он убьёт Владимира.

Наташа подняла револьвер и вновь возвела курок. Тяжело сопя, разбойник зашагал в её сторону, в то время как княжна судорожно решала, куда стрелять. В голову? Или в грудь, целясь в сердце? А может лучше в ногу, чтобы обездвижить противника? Пока она металась, враг, подошедший достаточно близко, позабыв про рану, выставил вперёд свою огромную лапу, словно намереваясь дотянуться до горла Репниной. Натали в ужасе попятилась, не опуская револьвера. И тут Никифор, успевший расправиться со своим соперником, подскочил к главарю сзади и сразил резким ударом в висок. Злодей свалился как подкошенный и затих.

— Спасибо, — выдавила из себя княжна.

Никифор изобразил подобие улыбки. А потом, опомнившись, кинулся к Владимиру, пытавшемуся зажать рану и одновременно подняться.

— Барышня, что делать будем?! — долетело до её ушей словно издалека.

Репнина, призвав на помощь всё оставшееся самообладание, бросилась к ним.

— Дайте посмотреть! — велела она, откладывая оружие и отнимая руку Корфа от раны.

Она была вся в крови, его отнятая рука. Светлая ткань жилета все ярче и ярче окрашивалась багровым цветом, и из небольшого ровного разреза струилась кровь.

— Боже, Боже, Боже! — запричитала Наташа.

Забыв о всяком стеснении, она откинула подол своего платья и стала перебирать нижние юбки, ища самую чистую, не перемазанную грязью. А когда нашла — схватилась за край и с остервенением стала отрывать кусок материи.

— Ох, на моего барина напали, — раздалось за спиной.

Несчастный Алёшка, обездвиженный ещё в самом начале поединка и пропустивший схватку, очнулся и, шатаясь, подошёл к остальным.

— Бегите за помощью, быстро! Нужен доктор! Ищите князя Михаила! Делайте что-нибудь! — раздавала указания Натали, зажимая куском оторванной ткани рану Владимира.

— Ты останешься охранять, — сказал Никифор, вручая Алёшке Наташин револьвер. — Если кто из этих очнётся — тут же давай им по башке, да похлеще! Или пали прям в них, коли станут особо рыпаться. А я возьму коня из упряжки и поскачу в Двугорское!

Меж тем Репнина, зажав рану Корфа и зафиксировав повязку принесённой из повозки шалью, обернув ту, словно кушак, теперь пыталась уложить его на землю.

— Вы были молодцом, — негромко отозвался Владимир.- Такой я вас, пожалуй, ещё не видел. Хотя, помните…

— Не говорите ничего, слышите! Я дура, какая же я дура!

Она готова была разрыдаться, но слёз опять не было. Вместо них вновь появилась тупая боль в груди.

— Письмо, моё письмо… Не забудьте… — говорить Владимиру становилось всё труднее.

— Ложитесь и не двигайтесь. Молчите! — убеждала она, прикладывая пальцы к его губам. — Всё будет хорошо.

Он легко, одним касанием поцеловал её пальцы. Наташа заглянула в его глаза — и осталась прикованной к этому взгляду.

Послышался топот чьих-то ног. К ним кто-то бежал, какие-то люди что-то кричали вдалеке. Но Репниной казалось, что время замедлило ход. Перепачканная землей, с ссадиной на щеке и ноющей болью в руке, она сидела неподвижно, глядя на то, как Владимир то смотрит на неё расширенными зрачками, то медленно закрывает глаза, словно проваливается в глубокий сон, то вновь, силой воли, не позволяет сознанию покинуть его.

— Наташа! Володя! — подбежавший Миша опустился рядом на корточки.

За спиной князя Репнина возник исправник и дюжина запыхавшихся от бега солдат.