— Не знаю, что ты хотел мне доказать, — сказала Стальная Леди, тщательно выговаривая слова, — но можем мы и впрямь многое. В теории для нас нет ничего невозможного. А вот на практике подобные явления, такие, как сегодня, встречаются крайне редко. Они даже не являются образцом для подражания. Никто. Не хочет. Быть. Мучеником. Паства довольна тем, что ей скармливают теологические теории, хотя она их и понять-то зачастую неспособна. Я не говорю, что мы не можем быть человечными. Я говорю, что это нам не надо. Ты не найдешь мотивации, способной заставить человека измениться, потому что его устраивает существующий расклад. Не думай, что ты самый умный, Рэн. До тебя многие пытались нести свет и свободу в наше тёмное царство. Их всех сожгли. Ты не можешь спасти того, кто не хочет быть спасённым.
Едва она договорила, как бард, мучивший свой инструмент неподалёку, должно быть, услышав обрывок их разговора, вскочил и неожиданно запел, с жаром ударяя по звенящим струнам: