Двухголовая химера

Я решился на такой монолог только потому, что устал пререкаться. Как бы то ни было, богу не уговорить меня — я не встану ни на чью сторону. Но чтобы поставить точку, требовалось сказать что-то жёсткое, презрительное — чтобы великан в итоге или ушёл, или прихлопнул меня.

Это сработало. Правда, не так, как я думал.

Явор не взвился пламенем, не начал метать молнии — хотя именно это, если верить священным текстам, умел делать лучше всего — казалось, даже не разозлился. Но нечто неуловимое изменилось в облике Бога-отца, словно все его черты заострились и потеряли совершенство в один миг. Он заговорил, но голос его не был ни гневным, ни разочарованным. В нём так и звучало: «как же мне надоел этот упёртый смертный».

— Каждый думает, что знает, что такое бог, — его слова падали непривычно тяжело и нескладно, точно булыжники. — Тысячи лет люди об этом судачат. И ты мне пытаешься рассказать что-то новое? Я знаю, что я. Необходимость, вот что. В первую очередь для самих людей. Потому что им страшно, они боятся не только того, что угрожает им извне, но и самих себя. Смерти боятся, в конце концов. Им страшно представить, что они ничем не ограничены. А ещё надежда — как же человеку жить без надежды? А как жить без отдушины? Кого обвинять во всех своих неурядицах, неужто себя самого? И вот, они придумали меня.

Явор снова начал прохаживаться — неспешно, как будто даже устало. Я наблюдал за ним исподлобья.

— И жизнь сразу стала налаживаться, — продолжил бог. — Идея высшего существа-создателя решила сразу все эти проблемы. Главное ведь верить покрепче, чтобы вера была сильнее страха. А идея-то простая, почти каждому доступна. А потом предприимчивые ещё немного додумали её и сказали: если достойно снесём тернистый земной путь, будет нам всем счастье. Да такое, что земные блага и рядом не стояли. И всё. С тех пор нет у человечества проблем со смертностью, нищетой, голодом — вообще никаких проблем нет. Есть только недостаток веры.

В возникшей вдруг паузе моё замешательство звучало слишком громко. Я не хотел, чтобы Явор заметил его, поэтому старательно сохранял презрительное выражение лица. Но на самом деле услышать подобное откровение не ожидал. По крайней мере, не от самого Бога-отца.

— Беда только в том, — вздохнул Явор, глядя себе под ноги, — что далеко не всем людям это помогло стать праведнее. Точнее, помогло только тем, кто не воспринял божественную идею буквально. Большинство же довольствуется тем, что создаёт видимость праведности. То есть ничего, в общем-то, и не изменилось. Но с другой стороны — представь, что богов нет. Пропал божественный громоотвод. Куда люди будут девать свою душевную энергию, которую сейчас вкладывают в молитвы? Как будут поступать глупцы, которые не страшатся ада? Мир захлебнётся в возвратах. Это можно расценивать как логичное следствие, а можно как кару за безбожие, без разницы. Итог один. Я, как ты можешь догадаться, не просил, чтобы меня создавали. Но теперь без меня уже никак. На мне держится слишком многое. И в моих же интересах сохранять равновесие, потому что не станет человечества — не станет и меня. Да, Нирион — только один мир из многих, но… поверь, если Грогган и его хозяин добьются своего, погибнут все. Даже боги.

Великан выжидательно уставился на меня, словно спрашивая: «Ну что, будут ещё претензии?» А мне было нечего ответить. Я бы сам лучше не сказал, даже если бы захотел. Но тем не менее Явор так точно угадал то, что я хотел услышать, что закрались сомнения: а не прикидывается ли он?

— Как видишь, я всё прекрасно знаю о себе, — продолжил бог всё тем же холодным тоном. — А кто ты такой? Что ТЫ собой представляешь? Есть в тебе хоть что-то святое, или ты настолько поддался горю, что оно выжгло тебя изнутри? — великан замолк на несколько секунд и добавил, глядя мне в глаза: — Что оставишь ты после себя?

Я снова насупился, но промолчал.

— Сейчас всё идёт к тому, что после тебя останется лишь пепелище. Это будет наглядный эквивалент твоего равнодушия. Возвратов становится всё больше, в мире хозяйничает пришелец, который хочет его погубить, всё катится под откос, а ты думаешь только о том, как тебе плохо. Прямо-таки нянчишь эту мысль. Этот путь ведёт в тупик, причём не только тебя, а вообще всех. Друзей твоих тоже. Так что ты прав, в общем-то — глупый явороверец отдал бы жизнь, если бы я попросил. Разница между ним и тобой в том, что он, даже не имея ни одного шанса, всё равно попытался бы что-то сделать, а ты и пальцем не пошевелишь, хотя даже умереть не рискуешь. Он любит своих сородичей и понимает свой долг перед ними. И его душа — чиста и светла. А твоя…

Бог остановился напротив меня и махнул рукой, но смотрел он в сторону.

— От моей души мало что осталось, — сказал я, потерев лицо ладонями. — Бог всемогущий, ты знаешь, что такое усталость? Вряд ли. Ты управляешь потоками душ, но своей-то у тебя нет. Не понимаешь ты, видимо, кого просишь и о чём.