Двуликие. Голос крови

– Слушай, урод! Ты не смотри, что я такой с виду весь респектабельный. Ты и твои тупоголовые подельники собирались искалечить моих людей, возможно, пострадала бы моя семья – жена и дети. Возможно, я потерял бы семью, друзей и многих из моего Рода. Ваши действия принесли бы горе обеим расам, неважно при том, какую религию исповедуют те и другие. Во многие семьи ты, лично ты (!), хотел принести смерть, болезни и увечья. Так скажи мне, болезный, что мне помешает сейчас выйти из больницы, захватить с собой кислоты и взрывчатки из ваших запасов и отправиться к тебе домой? Или ты думаешь, у меня людей не хватит? Ошибаешься. После той каши, что вы заварили, только самый равнодушный не захочет ваши головы в качестве трофея на стену. А таких немного, я тебя уверяю. Уже в ближайшее время я буду знать, кто ты и откуда, и где живет твоя семья. А также то, что они ели сегодня на завтрак и обед и как сходили на горшок после этого. У меня есть полное моральное право отправить всех твоих родственников к вашим предкам в рай, только вот переход я обещаю очень мучительный.

Андрей внимательно наблюдал за лицом чужака. Поначалу высокомерно-презрительное выражение постепенно сменилось на растерянное, но собравшись духом, чужак заявил:

– Ты не понимаешь, мученичество – высшая благодетель, которой может обладать адепт.

– Вот значит, как? – задумчиво спросил Егор. – Легко рядить других в терновый венец, а сам-то осилишь такую ношу?

Ларионов приказал охране никого не пускать в палату, а сам вынул из кармана бутылочку с какой-то жидкостью и заявил:

– Это кислота. Для начала я тебе ее в глаза налью. Ты знаешь, после такого даже с твоей способностью к регенерации ты не восстановишься, будешь слеп как крот, всю оставшуюся жизнь. Ну и обезболивать не позволю, конечно. Раз ты возжелал стать мучеником, значит, будешь им по-настоящему. Будешь, так сказать, примером для своих сподвижников. Если хочешь, можем это на камеру снять, покажем им, чтобы вдохновились твоим подвигом. Ну а что? По-моему, это и разумно, и справедливо. Как думаешь, Андрей?

– Вполне, – согласился Волков.

Егор продолжил:

– А потом и семью твою увековечим. Есть у тебя дети? По глазам вижу, что есть. Хочешь из них мучеников сделать – не вопрос. Чистокровные, поди, детишки-то? Хорошая жертва, значит, получится. Предкам твоим понравится, я уверен. Чистокровные святые агнцы принесены будут в жертву вашей новой религии! Вообще-то, вы меня еще и поблагодарить должны – всю грязную работу за вас, лентяев, делаю. Сами-то не додумались бы! Вы все больше жизнями чужих детей распоряжаться любите…

Чужак то бледнел от ужаса, то краснел от гнева. Андрей с интересом наблюдал за сменой выражений на его лице. Надо же, с виду вроде нормальный амбиморф, а как говорить начинает, так хоть стой, хоть падай.

– Да лей уже, без толку с ним говорить, – подлил масла в огонь Волков.

Несколько капель жидкости упали на скулу пациента, вмиг разъев только сформировавшиеся кожные покровы. Вопль несчастного, видимо, вызвал переполох в коридоре – кто-то попытался прорваться в палату, но был остановлен охраной.

Андрей поморщился – наверняка, Михаил Артемьевич пытался прийти на выручку пациенту. Что же, это его работа. Каждому свое, как говорится.

– Ну что, теперь глаза? – как ни в чём ни бывало, поинтересовался Ларионов у чужака.

Внезапно зазвонивший телефон прервал экзекуцию. Егор выслушал всё, что ему говорил неизвестный собеседник, а затем, нажав «отбой», заявил:

– Андрей, погода в ближайшие дни в Пятиреченске будет прекрасная, обязательно прокатимся туда.

Вновь вернувшись к пациенту, Ларионов продолжил:

– Значит, Стерхов Виталий Александрович? Жена, двое детей, родители. Все живы и здоровы. Пока, во всяком случае. С какого глаза начнем? С левого или правого?

– Ни с какого. Расскажу, что знаю. Но хочу предупредить – знаю я не всё. Только семью оставь в покое, – хриплым голосом ответил последователь чистокровной селекции.

– Отчего же? Ведь ты мою не пожелал оставить в покое? – издевательским тоном спросил Егор. – Я подумаю – если меня заинтересует твой рассказ, то так уж и быть, отложу поездку в Пятиреченск. Так что давай, чтобы интересно и со всеми подробностями…

– Хорошо. Начну с того, что идея создания этой организации принадлежала не Гнедкову, и не нам…

***

– Нет, я по-прежнему утверждаю, что межрасовые браки – это порочная практика, которая ни к чему хорошему привести не может. Все-таки очень мы разные, да и неизвестно, что вырастет из того потомства, что уже народилось в смешанных браках.

– Ну из тебя-то уже известно, что выросло. Прямо скажем, так себе фрукт получился, хоть и чистокровный. Давай ближе к делу, оставь свои лозунги себе, будешь ими задницу подтирать, – Андрей был на грани того, чтобы врезать незадачливому проповеднику как следует, а затем вылить на него остатки из Егоровой бутылки. Его взбесило пренебрежительное отношение этого урода к чужим детям, этакое барственно-высокомерное рассуждение о жизни детей, о которых он ровным счетом ничего не знает.

– Знаешь, что? Ты вот чистокровный амбиморф, да? Ведь так?