Двуликий ангелочек

Признаться, я была больше удовлетворена не тем, что узнала телефон, а своей догадливостью. Я сообразила, что Косович должен был предусмотреть случай, когда его пациентом оказывается рассеянный человек. И он его в самом деле предусмотрел.

Позвонив Косовичу домой, я врать ничего не стала, а сразу сказала, что занимаюсь расследованием обстоятельств смерти Ангелины Серебровой, дочери одной из его пациенток, и у меня есть надежда, что он сможет ответить хотя бы на некоторые из моих вопросов по поводу взаимоотношений между членами семьи Серебровых.

После некоторой паузы Косович предложил мне прийти к нему в понедельник в офис. Я объяснила ему, что эффективность расследования в отличие от сеанса психоанализа зависит от оперативности и что ответы на мои вопросы мне нужно получить как можно скорее. От этого, мол, зависит, успеет ли убийца девушки скрыться от возмездия или нет.

Ему ничего не оставалось делать, как предложить встретиться через двадцать минут в короленковском парке, около площадки аттракционов. Я его обязательно узнаю, сказал он. А если не узнаю, то он сам узнает меня.

Мне не очень понравилось его предложение поиграть в «узнавалки», но в моей ситуации капризничать не приходилось. Я прикинула, что за двадцать минут вполне успею добраться до тарасовского парка культуры и отдыха имени Короленко, и согласилась.

На место встречи я опоздала на тридцать секунд.

Косовича и в самом деле не трудно было узнать среди публики – мамаш с колясками, пенсионеров с тросточками, семейных пар с детьми и мороженым, влюбленных пар без детей, но тоже с мороженым. Несмотря на жару, он одет был в элегантный светлый костюм с галстуком-бабочкой.

Вид у него был, конечно, не тарасовский. Нашего провинциального демократизма Косовичу явно не хватало. Он словно сошел с экрана – этакий положительный герой голливудской мелодрамы. На вид ему было от силы лет пятьдесят, не больше.

Он был задумчив и, пока я к нему шла, успел два раза посмотреть на карманные часы.

Впрочем, я подозреваю, что делал он это только потому, что ему нравилось доставать их из кармана и вновь туда опускать. Выглядел он в эти моменты чрезвычайно импозантно и, вероятно, знал это.

Я направилась прямо к нему.

Увидев меня, он поднял вверх левую бровь и слегка усмехнулся. Не думаю, чтобы он сделал это непроизвольно. Я поняла, что он расставляет фигуры в предстоящей со мной партии и определяет наши стартовые позиции.

Но меня это занимало мало, психологическому давлению я поддаюсь с трудом.

– Итак, это с вами я имел удовольствие беседовать двадцать минут назад по телефону? – спросил он. – Какие же вопросы вас интересуют? Вы не возражаете, если мы пройдем немного вперед по аллее и расположимся на лавочке около воды? Ну и отлично…

Косович, придерживая меня за локоть, повел к лавочке, стоящей в стороне от других, на берегу небольшого пруда, по которому плавали весельные лодки с галдящими в них детьми и постоянно одергивающими их взрослыми.

Одна из лодок застряла под невысоким мостиком и упорно не желала из-под него выплывать. С лавочки, выбранной Косовичем, видно было, что в ней самозабвенно целуется влюбленная парочка.

– Вы, конечно, знаете, что произошло вчера? – спросила я его, когда мы устроились на лавке.

Он кивнул головой и принял сосредоточенный вид.

– Конечно, знаю, Ольга Юрьевна, – ответил он, демонстрируя свою осведомленность обо мне, которую он мог почерпнуть только от Ксении Давыдовны, другого варианта просто не было. – Хотя и не совсем понимаю, чем могу быть вам полезен.

– Прежде всего меня интересует, что вы можете сказать о самой Геле, – сказала я. – Ведь рассказывала же вам Ксения Давыдовна о своей дочери?

– М-да, – промычал он как-то неопределенно. – Не стоит, наверное, скрывать от вас, что и сама Ангелина Олеговна была моей пациенткой.

– Вот как? – искренне удивилась я. – У нее были серьезные психологические проблемы?

– Простите, Оленька, – улыбнулся Косович. – Проблемы есть у каждого из нас. А насколько они серьезны для человека, может сказать только он сам.

– Вероятно, я неверно сформулировала вопрос, – сказала я. – Меня интересует, была ли Геля психически здоровой личностью.

– Не хочу читать вам лекций по социально-историческому психоанализу, – ответил Косович. – Поверьте мне на слово, что психоаналитики не решили до сих пор, считать ли неврозы, которым подвержено абсолютное большинство людей современного общества, болезнью. Если считать, то придется признать, что наше общество больно и требует лечения. Единственное, что я могу вам ответить, – у Ангелины Олеговны Серебровой не было серьезного функционального расстройства психики. Но то же самое я могу, наверное, сказать и о вас, например.

Я понемногу начала понимать, почему Олег Георгиевич Серебров называл Косовича шарлатаном. Дело скорее всего не в Косовиче, который говорит очевидные для многих, хотя и не очень приятные вещи.

Дело в том, что Серебров не хочет видеть и признавать эти вещи. В таких случаях всегда достается тому, кто называет вещи своими именами.