Двуликий ангелочек

Я не согласилась с Кряжимским. Если Ромка так скажет, а потом уйдет из музея без свертка, это может вызвать подозрение или, по крайней мере, недоумение. Пусть он лучше скажет, что забыл в подвале свое редакционное удостоверение внештатника. А сам принесет его в кармане и при выходе – покажет, нашел, мол. Тогда на это вообще никто не обратит внимания. А если обратит и сообщит при случае капитану Барулину, тот ничего не заподозрит, Ромкин визит за удостоверением только объяснит, почему он вчера оказался без документов.

Все прошло на редкость гладко. Мы с Кряжимским сидели в открытом кафе напротив музея и наблюдали за входом, поджидая Ромку. Признаюсь, я немного волновалась за него, несмотря на бодрое настроение Кряжимского.

Правда, меня постоянно преследовало ощущение, что за нами кто-то наблюдает. Я даже украдкой оглядывалась по сторонам, но ничего подозрительного не заметила и списала свою подозрительность на свое слишком развитое воображение.

Несмотря на мои опасения, ничего не случилось. Ромка появился в дверях музея, воровато оглянулся («Вот идиот! – подумала я. – Как нарочно, внимание к себе привлекает!») и прямо через дорогу направился к нам. Правый карман его широких брюк заметно оттопыривался.

– Роман! – сказала я, когда он подошел к столику и сел напротив нас. – Ты знаешь, что такое провоцирующее поведение?

– Оля, Оля! – предостерегающе сказал Сергей Иванович. – Не время выяснять отношения.

– Сергей Иванович! – возмутилась я. – Так он же сейчас картину из кармана прямо здесь вытащит и начнет рассматривать!

Ромка покраснел, видно, я угадала – именно это он и намеревался сделать.

– А что прятаться-то? – сказал он. – Все равно она никому в музее не нужна.

– Если верить Сергею Ивановичу, – сказала я, – то из-за этого куска картона убили человека. Вот тебе и никому не нужна. У тебя есть уверенность, что сейчас за тобой не наблюдает тот, кто убил Фомина?

Ромка начал озираться по сторонам, и я тут же пожалела о своей последней фразе.

– Перестань сейчас же крутить головой! – воскликнула я. – Спокойно встаем и идем в редакцию. Связалась я с вами на свою голову. Кладоискатели!

– Подождите, – сказал Ромка. – Мне показалось, что в подвале кто-то до меня побывал. Я помню, когда вчера уходил, папки с рисунками и картинами сложил у стены, под окном, а когда я сегодня туда пришел, они лежали на столе. Их кто-то смотрел.

– Картина на месте? – взволнованно спросил Кряжимский. – Ее не взяли?

– Она на пюпитре стояла, – сказал Ромка. – Когда я вчера уходил, я поверх нее плакат приколол. Марья Николавна, если увидит, что я в рабочее время посторонними вещами занимаюсь, ругаться будет.

– Директор музея? – догадалась я.

– Ну! – сказал Ромка. – Но в подвале точно кто-то был!

Как отнестись к этому сообщению, никто из нас не знал. Решили пока не обращать на этот факт особого внимания. Может быть, Ромка просто забыл, где оставил папки с картинами, а сегодня зря поднимает тревогу. В конце концов, никакой реальной опасности мы в этом пока не видели.

В редакции мы задернули шторы на окнах, отключили телефон и принялись рассматривать картину, которую Ромка извлек из кармана и разложил на моем столе.

Картина и впрямь была написана непрофессионалом, это даже мне бросалось в глаза. Человек, сидящий на обрыве, был непропорционально велик, и к тому же – Ромка правильно подметил – его поза была совершенно неестественна для сидящего.

Верхний правый угол действительно был пустой. Он не был даже загрунтован. Просто какое-то грязно-коричневое засаленное и затертое пятно.

Картина была написана не на картоне, как я думала, а на каком-то плотном и в то же время мягком материале, который гнулся хорошо, но не сохранял форму, как лист бумаги, скатанный в трубку.

– На чем это написано, как вы думаете, Сергей Иванович? – спросила я. – Не картон. Может быть, береста?

– Ну ты хватила, дорогая! – воскликнул Кряжимский. – Береста – в семнадцатом веке! Хотя материал, конечно, какой-то странный. Я не специалист, но это не холст и не картон. По-моему, у него вообще не бумажная и не тканая основа.

– Тогда что же это? – спросила я.

– А по-моему, это очень похоже на пергамент, – неуверенно сказал Ромка. – Нам в училище точно такой же показывали…

– Пергамент? – растерянно переспросил Кряжимский. – Почему пергамент?

– Боюсь, это не единственный вопрос, на который мы не найдем ответа, – сказала я. – Например, кто этот человек, на обрыве? То, что это Степан Разин, всего лишь предположение, ничем не подтвержденное, кроме весьма сомнительной легенды.