Малышев был прав: Берия ругал министров последними словами и не раз грозил им расстрелом. Однако нет никаких данных, что он хотя бы однажды исполнил свою угрозу. Наоборот, многих своих подчиненных Лаврентий Павлович спасал от репрессий. Как свидетельствует в своих мемуарах бывший заместитель председателя Совета Министров и бывший заместитель наркома вооружений Владимир Николаевич Новиков, Берия защищал от репрессий работников оборонных отраслей, и в годы войны репрессии коснулись их в меньшей степени, чем других категорий советских граждан. После войны, когда Берию перебросили на атомную бомбу, в сфере наркомата вооружений, особенно артиллерийских, сразу начались аресты.
Еще на пленуме обличали Берию Тевосян и Каганович, Булганин и Сердюк, Снечкус и Ворошилов, Патоличев и Круглов… Всего выступили, вместе с докладчиком Маленковым, 25 человек. За редким исключением, почти все из них через какое-нибудь десятилетие оказались в политическом небытие.
Выступавший на пленуме первый секретарь ЦК Компартии Азербайджана Мир Джафар Багиров, под чьим началом Берия начинал службу в азербайджанской ЧК, не жалел слов для своего многолетнего товарища по работе в Закавказье: «Доклад товарища Маленкова и выступления… тт. Хрущева, Молотова, Булганина и других членов Президиума с исчерпывающей полнотой и убедительностью раскрыли лицо и подлинные методы вражеской работы этого международного провокатора, авантюриста большого масштаба Берия.
Берия — этот хамелеон, злейший враг нашей партии, нашего народа — был настолько хитер и ловок, что я лично, зная его на протяжении тридцати с лишним лет до разоблачения Президиумом Центрального Комитета, не мог его раскусить, выявить его настоящее вражеское нутро. Не могу иначе объяснить это как моей излишней доверчивостью и притуплением бдительности у себя к этому двурушнику и подлецу. Это будет и для меня серьезным уроком» (бедняга надеялся, что все-таки не расстреляют).
Багиров отлично понимал, что главное обвинение в его адрес — это многолетнее близкое знакомство с Берией, и старался не столько обличить поверженного товарища, сколько сам оправдаться. Ему на пленуме прямо предъявили обвинение, что он не сообщил в Москву о разговоре, который имел с ним Берия по вопросу об установлении республиканских орденов.
«А вы позвонили товарищу Маленкову по этому вопросу?» — ехидно осведомился кто-то.
«Я не звонил», — сокрушался Багиров.
«Плохо», — констатировал голос из зала.
«ЦК об этом не знал», — с сожалением заметил Булганин.
«ЦК не знал, а он, оказывается, с республиками разговаривал, — подхватил Маленков. — Мы впервые узнали только сейчас». Как будто министр внутренних дел, первый заместитель председателя Совета Министров на каждый звонок в столицу союзной республики, в самом деле, должен получать санкцию Президиума ЦК!
Багиров заявил: «Берия связался по вопросу о том, что произошло в Литве, что он хотел сделать с Украиной, Литвой. Он это, видимо, пытался распространить дальше не только на те области и районы, которые имеют не такой долгий срок установления Советской власти. Он по этому вопросу ко мне, в Центральный Комитет и Совет Министров не мог обращаться и не обращался. По его поручению звонили министру государственной безопасности (здесь оговорка Багирова — МГБ в тот момент не существовало. —
Эта попытка получила осечку. Здесь товарищи могут сказать, почему я не позвонил в ЦК, не поинтересовался. Нужно сказать, что у нас ежедневно бывают десятки звонков. Пока вчера меня Никита Сергеевич не вызвал, не сказал, я не знал, и когда мне он сообщил, то меня это не поразило. Ведь Берия сидел в Президиуме ЦК и звонил нам…»
«Никто не предъявляет вам обвинения, — раздраженно перебил Багирова Маленков, — речь идет о разоблачении Берия».
«Ты так объясняешь это, потому что все знают и я знаю, — вступил в дискуссию Хрущев. — Когда тебя встретили и спросили — звонил Берия, ты говоришь — нет, а я говорю — его арестовали. Ты его знаешь больше других, поэтому люди и говорят, ты должен рассказать, ты больше знал его, чем я, хотя я его тоже очень хорошо знал».
«Правильно», — загудели люди из зала.