Двуликий Берия

«В отношении звонков, — продолжал заметно сникший Багиров. — Я уехал отсюда после смерти товарища Сталина 16 марта. За это время он один раз мне звонил. За 15 лет своего пребывания здесь, в Москве (я не хочу снимать с себя ответственность за то, что я не мог раскусить этого человека, не в оправдание себя я это говорю), я у него был один раз дома, и то с товарищем Сталиным, а в остальное время всегда встречал так, или заезжал за мной он. Но особенно в последние годы он почему-то избегал».

«Товарищ Багиров, — раздался голос с места, — когда Вы начинаете оправдываться, то делаете это не в полный голос. Вы скажите, что ЦК за последние годы забыли…»

«Я?» — удивился Багиров.

«Ходили к шефу», — подтвердил неизвестный член ЦК.

«Я?» — еще больше удивился Багиров.

«И ходили все время к Берии», — подытожил аноним.

Теперь Багиров ощутил дыхание смертельной опасности, но все же попытался закончить оправдательную речь. Вышло жалко: «Не знаю, есть ли такое основание у товарищей предъявлять мне такое требование, может быть, оно и имеется, но я, например, ЦК ни на минуту не забывал и по всем вопросам, когда мне нужно было разрешать их, всегда звонил кому-нибудь из секретарей ЦК. Я Берия шефом Азербайджана не мог считать, хотя он и пытался это делать. Это другое дело. Может быть, товарищ Игнатов выступит и более подробно скажет, но я не могу на себя этого взять и сказать о том, что я обходил ЦК. Я больше вам скажу: всегда, когда я здесь бывал, и в ЦК, и во все министерства, во все организации ходил, и если на то пошло, очень редко, когда у Берия наедине».

«Это другое дело», — удовлетворенно заметил кто-то в зале. Наконец-то Мир Джафар Аббасович начал колоться!

«Я хочу рассказать, как есть. Это дело Пленума ЦК, как он будет реагировать».

И участники пленума отреагировали весьма сурово. М.А. Суслов зло заметил: «Инструктора ЦК побаивались ездить в Азербайджан».

«В Азербайджан?» — изобразил удивление Багиров.

«Да, в азербайджанские организации, — подтвердил Суслов, — боялись, что у вас есть шеф».

«Не знаю, может быть», — растерялся Багиров.

«Товарищ Багиров, — прервал его Маленков, — ты оправдываешься, не нужно этого. Ты был близок к Берия, не этот вопрос сейчас обсуждается».

«Правильно», — поддержали Георгия Максимилиановича.

«И пленум поэтому недоумевает, — продолжал Маленков. — Ты оправдываешься, защищаешься. Тебя видели больше, чем всех других, обнимающимся с Берия (Маленков предпочел забыть, как Никита Сергеевич только что притворно каялся, как они с Георгием Максимилиановичем обнимались с Берией, разумеется, в благих целях разоблачения врага народа! — Б. С.). Не в этом дело совсем, не нужно говорить об этом, он разоблачен».

Багиров вконец запутался, чего же все-таки от него хотят старшие товарищи, то ли разоблачения Берии, то ли, наоборот, саморазоблачения его, Багирова, тесных связей с Берией. Похоже, что на самом деле Маленкову и Хрущеву требовалось последнее. А это в перспективе грозило лидеру азербайджанских коммунистов смертным приговором. И упавшим голосом он закончил свою путаную и сбивчивую речь: «В отношении разоблачения я сказал и вот в отношении того, что Никита Сергеевич сказал вчера, я сказал.

Разоблачение Президиумом Центрального Комитета партии этого матерого, хитрого и ловкого врага, в свое время нерешительные действия Президиума являются лучшим доказательством правильности и прозорливости партии (тут уж глава азербайджанских коммунистов совсем зарапортовался. — Б. С.). Это есть гарантия, верная гарантия того, что любая попытка, с чьей бы стороны это ни было, поколебать единство рядов нашей партии будет беспощадно сокрушена…

Я, товарищи, не знаю, я считаю, что я был, есть и остаюсь до конца своей жизни верным великим заветам Ленина — Сталина, верным солдатом своей партии, в любой момент готовым на выполнение любых заданий партии и правительства.

Я не оправдываюсь, я хочу просто сказать, мне больно некоторые реплики товарищей слушать. Может быть, в моей работе много ошибок бывает, но единственное, что я всегда делаю, это одно: служить партии, служить народу, служить стране, служить социализму, служить коммунизму, — вот все, что я могу сказать».

Эта речь не спасла Багирова, хотя нельзя сказать, что она его погубила. Судьба несчастного секретаря Компартии Азербайджана была предрешена отнюдь не теми тысячами невинных, которых Багиров загубил в период Большой чистки. И не тем, что по части злоупотреблений, кумовства, взяточничества, роскошных дворцов, построенных для самого Багирова и его родственников, Азербайджан, как показали проводившиеся еще при Сталине проверки, занимал едва ли не первое место в Союзе. Товарищи из Президиума ЦК решили, что служить коммунизму Мир Джафар Аббасович больше не будет. Крах Багирова был вызван его близостью к Берии. Сразу после июльского пленума Багирова вывели из состава ЦК КПСС и из кандидатов в члены Президиума ЦК и сняли с руководства правительством Азербайджана. В 1954 году его арестовали, а в 1956 году расстреляли по обвинению в незаконных репрессиях.