Двуликий бог. Книга 2 (СИ)

Я не знала, что так много часов могут слиться в целое и промелькнуть со скоростью мысли. Не знала, что можно запомнить так мало, хотя каждый миг — последний, предсмертный — был до краёв полон чувствами, воспоминаниями, сомнениями, открытиями. Вечность в каждом мгновении. И мгновения, складывающиеся в вечность. В какой-то момент я уже ничего не понимала и не чувствовала. Я перестала ощущать пальцы девушки, которые сжимала до хруста, и прохладные прикосновения влажной ткани, которой обтирали мою грудь и лицо, я не слышала звуков, и даже увещевания Хельги отступили прочь, рассеялись. Я различала только звон в ушах, отделявший меня ото всего мира, и, казалось, от него лопнет, разорвётся моя бедная гудящая голова. Он заглушал даже собственные крики. Впрочем, мой голос и так ослабел, сорванный до конца.

А затем всё прекратилось. Мерный тягучий звон разорвал тоненький крик, такой же отчаянный и испуганный, как мои собственные. Сердце облилось кровью, горло сдавило, но я всё равно сорвалась с места, поднялась на локтях, хотя ещё минуту назад мне казалось, что я никогда больше не смогу пошевелиться. Лекарь держала его на руках. Маленький окровавленный комочек, такой беззащитный и беспомощный, слабо и неумело разводящий воздух крошечными ручонками. Мой… Моё… Моё дитя… И не сдержав поток безумных необъяснимых чувств, я снова откинулась на подушки и зарыдала. Сама не знаю, от счастья или сострадания. Затем всё заволокла тьма.

Когда я очнулась, то подумала, что, должно быть, бесконечно долго пролежала в забытьи. Каково же было моё удивление, когда я обнаружила себя почти в том же моменте времени. Правда, Хельга уже успела разделить нас с малышом, и теперь его, завёрнутого в мягкую тёплую ткань, держала на руках одна из служанок, но он всё так же был окровавлен, всё так же кричал. Лекарь склонилась надо мной, снова обтёрла лицо и шею. В нос ударил запах диких горьких трав, и я слабо поморщилась.

— Дай… Дай мне его, Хельга… Дай мне моё дитя, — с трудом просипела я, потому что сорванный голос не подчинялся мне. Женщина с материнской заботой приподняла мою голову и плечи, влила в губы целебный отвар. Меня начало клонить в сон, мир поплыл, но я упрямо сопротивлялась действию морока.

— Нельзя, госпожа, — вполголоса пояснила лекарь, бережно укладывая меня на подушки. Глаза слипались, однако я успела заметить, как служанка опустила моего плачущего ребёнка на холодный каменный пол, пусть их и разделяли широкая меховая шкура и тонкая ткань, в которую он был укутан. Склонив голову, девушка отступила.

— Что значит нельзя?! — воскликнула я, насколько позволило измученное горло, но в ту же минуту двери с шумом распахнулись, и в покои вошёл Локи. Он двигался размеренно, голову держал высоко и совершенно ничем не выдавал своего смятения, хотя сосредоточенное лицо его оставалось бледным, как смерть. По усталым потерянным глазам я догадалась, что и он не сомкнул их этой ночью. Качнувшись, повелитель подошёл ближе, остановился у лежавшего подле его ног младенца, опустил взгляд.

— Это мальчик, повелитель, — поклонившись и едва заметно улыбнувшись, поведала Хельга и сделала несколько шагов назад, подобно служанке. Все расступились перед господином, лишь я одна со страхом и непониманием взирала на происходящее, чуть помутившись рассудком после всего пережитого. Даже смысл сказанного дошёл до меня с опозданием. «Мальчик… Мой сын… Я родила Локи сына…» По щекам снова потекли горячие слёзы, мешая смотреть. Губы бога огня сложились в улыбку, полную торжества, он присел на корточки и взял на руки своего кричащего сына. Едва он сделал это и распрямился, как ребёнок затих. Я так удивилась, что снова нашла в себе силы оторвать голову от подушек.

Молоденькая служанка, та самая, что оставила моего малыша на полу, приблизилась к господину, не поднимая головы, поднесла ему большую чашу, полную воды. Даже не взглянув на неё, Локи омыл ребёнка, принял у Хельги чистую ткань, твёрдой рукой укутал сопящего сына. С тонких губ всё это время не сходила улыбка, полная трогательной нежности. Он склонил голову к мальчику, всмотрелся в его глаза, точно что-то обдумывая.

— Глаза чёрные, как ночь, — наконец, удивлённо прошептал он, не отводя взора от новорождённого. Сморщенная ручка потянулась к его лицу, лукавый ас усмехнулся. — Твоё имя Нарви, — произнёс уже громче, во всеуслышание, и все присутствующие склонились в едином трепетном порыве. Я улыбнулась сквозь слёзы. Мой сын в надёжных и тёплых руках своего отца, он дал ему имя, теперь всё непременно будет хорошо. — Объявите по всему чертогу, что родился здоровый наследник. Пусть Рагна раздаст золото всем без исключения и пусть все молят провидение о благополучии моего сына. А теперь оставьте нас. Нет, ты задержись, Хельга.