Пир у Эгира гремел весь день и весь вечер, брага лилась, не переставая. Накануне хозяин оплошал и не сумел угостить часть прибывших заранее гостей, как следует, и на второй день искупал свою вину в двойном размере. Асы хохотали и спорили, Локи и Тор вспоминали свои приключения, части из которых и я стала свидетелем, кое-где привирая и приукрашивая, отчего их истории всё больше походили на легенды. Браги скользил ловкими пальцами по струнам своей сладкозвучной арфы и подбирал мелодии и окончания, явно намереваясь обратить сказы двух асов в прекрасные песни. Идунн склонилась подле него, заслушавшись и прикрыв глаза от удовольствия.
Многие навестили Эгира, всех и не перечислить. Моё внимание привлекли ледяные бледно-голубые глаза, сверкавшие ненавистью. Скади и Ньёрд давно уже не жили вместе, не приходились друг другу мужем и женой, как и предсказывал Локи. Однако они сумели сохранить тёплые дружеские отношения, что для меня оставалось загадкой. Может быть, богиня зимы не забыла доброго обращения Фрейра и его ласкового отца, может, и правда питала когда-то к богу лета нежные чувства, но на пиру Эгира они сидели вместе. Асы привыкли к ней, и, хотя Скади вернулась в ледяной чертог своего отца, где проводила большую часть времени, по-прежнему считали её своей, супругой одного из них.
Когда наши взгляды встретились, я невольно вздрогнула: красивое правильное лицо гримтурсенки пересекал уродливый широкий шрам, тянущийся от уголка губ до самого виска. И по ярости в её обычно безразличных глазах я догадывалась,
Предчувствие снова напомнило о себе, всколыхнулось в груди, мешая дышать. Когда оно поднималось изнутри, охватывая и увлекая меня, словно волна, я понимала, что уловила нечто важное, связанное с грядущими событиями. И Скади являлась их частью. Подло так говорить, подло так даже думать, но лучше бы Локи расправился с ней, не ограничившись страшным напоминанием через всё лицо. Заразительный смех бога лукавства отвлёк меня от мрачных мыслей, вернул в реальность. Вспоминали невесту Трюма, и повествование казалось таким надуманным и преувеличенным, что в него бы и не поверилось, если бы я сама не присутствовала при описываемых событиях. Это была наша тайна: Локи, Тора и меня, и даже простодушный громовержец, единожды поклявшись, так никогда больше и не выдал её.
Пиршество уже окутала глубокая ночь, когда асы и ваны начали расходиться — кто по гостевым покоям чертога Эгира, упившись до смерти, кто по коням и колесницам. Локи выцепил меня из толпы, чтобы поделиться вестью, пронзившей меня подобно удару молнии. Он оставлял меня одну на долгое-долгое время ради путешествия в Мидгард. Один возвращался в мир людей, чтобы изведать их жизнь и набраться новой мудрости, а потому искал себе спутника. Я знала, для Локи это предложение, от которого нельзя отказаться. Знала также, что каверзный ас вовсе не мудрости ищет в срединном мире. Однако всё было решено. Моего мнения не спрашивали, только ставили в известность. Что-то защемило в груди, и я, верно, бросилась бы на колени перед Локи в присутствии верховных богов, чтобы умолять его остаться, если бы повелитель не поймал меня за плечо.
Его ледяной взгляд лишал всякой надежды, до боли сдавившие плечо пальцы как бы говорили: «Замолчи и не позорь меня!», лицо окаменело, однако предчувствие, направлявшее меня, оказалось такой силы, что я отринула страх и сомнения прочь, приблизилась к повелителю вплотную и обратила на него взор пронзительных глаз. Едва слышным дрожащим голосом я умоляла его остаться, напоминала о своём ощущении, которое ещё ни разу не обмануло и не подвело меня, заклинала, едва не плакала. Я просила его подумать, изменить своё решение, но Локи не пожелал слушать. Он оборвал меня и с присущей ему язвительной жестокостью посмеялся над моими пустыми страхами и сомнительными ощущениями, оттолкнул от себя, отвернулся.