Двуликое сердце (СИ)

Итак, все началось около месяца назад, а может, и чуть больше. Уилл Грэм разгадывал преступления, Лектер помогал следствию. Внезапно профайлер начал находить улики, которые потенциально могли бы выдать Ганнибала. Тут профайлер проявил редкостную недалекость, так как в течение длительного времени не мог и заподозрить своего психоаналитика, хотя все больше деталей дела о Потрошителе так или иначе указывало на Лектера. Предчувствуя скорое разоблачение, Ганнибал решил начать действовать. Необходимо было убрать от себя смышленого профайлера до того, как тот разберется, что к чему. При этом нужно было быть предельно аккуратным, чтобы ни в коем случае не подставить себя. Изучая кандидатов на роль палача для Грэма, Лектер просмотрел все раскрытые дела. Кандидатура Лайнуса казалась идеальной – судя по записям его лечащего врача, опубликованным в журнале «Американская психиатрия», Лайнус долгое время мучился собственным поражением. Бессильная ненависть Конструктора к Уиллу Грэму могла послужить тем спасательным кругом, в котором так нуждался психоаналитик-каннибал. Решив, что пес уже достаточно голоден и зол, он спустил его с цепи. Конечно, все было не просто. Сначала были беседы с Фредериком Чилтоном. Аккуратная лесть по поводу его статей о психопатологиях Лайнуса. Просьба встретиться с пациентом, чтобы в полной мере оценить работу мастера. Чилтон, падкий на похвалу и с чрезмерно завышенным Эго, легко согласился. Беседа Лектера с Лайнусом проходила под контролем Чилтона, который, правда, следуя врачебной этике, не находился с ними рядом, а наблюдал все через монитор. Одного разговора было достаточно, чтобы завуалировано обозначить себя и свой интерес. Напыщенный индюк Чилтон даже ни о чем не догадался. Потом был подкуп Джима Девора, охранника. Невысокая ставка в больнице, страсть к азартным играм и равнодушие к работе сделали свое дело – за несколько хрустящих бумажек с портретами Франклина Девор передал Лайнусу две записки: одну с адресами Грэма, которую следовало оставить, другую – с телефоном Лектера и инструкцией. В ней Ганнибал предложил Лайнусу в качестве платы за свободу избавиться от Уилла Грэма. Это был рискованный шаг, но Ганнибал Лектер был бы плохим психологом, если бы ошибся в Конструкторе. Последнюю записку Лайнус съел, предварительно запомнив номер телефона.

Потом был побег. Тем же вечером Лайнус связался с Ганнибалом из какого-то уличного автомата. Лектер намекнул Конструктору, кто он на самом деле и почему хочет смерти Уилла Грэма. Вкратце обрисовал ситуацию, в которой оказался и почему у него связаны руки – слишком близкое знакомство сделало бы его первым подозреваемым, особенно учитывая недавно найденные нити в расследовании дела о Потрошителе. Лайнус же получает возможность отомстить, а также отведать на десерт то, чего он так жаждал – мозг того, кто оказался умнее его. Ритуальный каннибализм Лектер полагал чрезвычайно варварским и языческим, но разве ему осуждать других? Главное, он избавится от профайлера, не запачкав рук. И он велел Конструктору ждать сигнала, предоставил даже свой дом на востоке Мэриленда – переждать первую волну полицейской активности. И Лайнус покорно ждал, не высовываясь и оставаясь на связи. Хотя, конечно, мог в любой момент «кинуть» Лектера. Черт, лучше бы тогда Конструктор просто сбежал!

В какой момент все пошло не так? Почему Ганнибал так долго тянул с «сигналом»? Почему не сдал Уилла еще в среду или четверг – уже тогда организм профайлера был настолько отравлен тиоридазином, что Грэм не смог бы сопротивляться. Его можно было спокойно изолировать, обрубив контакт с внешним миром. Конечно, Кроуфорд хватился бы его, да поздно. А Ганнибалу бы оставалось лишь притворно сетовать на свою невнимательность.

Так когда же все рухнуло? В среду, когда Уилл так внезапно приготовил ему ужин? И поделился своим первым сексуальным впечатлением? В четверг, когда он познал пьянящий вкус Грэма, терпкую сладость его кожи, его губ, дыхания? Когда впервые испытал настоящий укол ревности при взгляде на Уилла и Алану? В пятницу он уже понял, что их связывает слишком многое, что они слишком похожи, что предательство Уилла означало бы предательство самого себя. В любом случае, в пятницу было слишком поздно. Конструктор что-то почувствовал. Слабость. И, как любой хищник, он не мог не воспользоваться шансом.

Балтимор давно остался за спиной, и сейчас черный Cadillac коршуном летел по пустынной трассе, почти вдвое превышая установленное федеральными знаками ограничение скорости – 55 миль в час.