Двуллер-2: Коля-Николай

Глаза директора блеснули. Грядкин понял: точно, знал директор про кирпич и без него. «Ну ладно…» – приободрился Грядкин. Хитрость директора показывала, что пока этот парный танец они оба танцуют верно. Они разговаривали, будто пазлы составляли. Оба уже поняли друг друга, раскусили, оба знали, к какому результату они хотят придти, и теперь легко, совсем чуть-чуть, словами, междометиями друг друга к этому результату подталкивали. При этом каждый понимал, что неверная интонация у одного может быть неправильно истолкована другим.

По подбадривающим интонациям директора Грядкин понял, что можно добавить в разговор ясности.

– Понимаете, нам надо товар срочно реализовать, предприятию уж больно деньги нужны… – заговорил Грядкин немного даже извиняющимся тоном. – Давайте мы цену поднимем…

– И что? – с любопытством уставился на него директор, глазами приглашая «ну ты договаривай, договаривай»…

– Ну… – на губах у Грядкина появилась улыбка, говорившая: «Вы же меня понимаете». – Ну… Там же будет разница… Между той ценой, за которую вы купите кирпич, и той, которая на бумаге.

– И что? – опять спросил директор.

– Да так, ничего… – ответил Грядкин. Рукой он при этом сделал жест – пополам.

– Это что у вас за театр мимики и жеста? – спросил директор.

Грядкин наклонился к нему и глядя заговорщицки в глаза тихо-тихо сказал:

– Уж будто не понимаете. Попилим разницу. Хотите, пополам. Хотите – вам шестьдесят процентов, мне – сорок.

Директор не сводил с него глаз. Человек был новый, и кто знает – можно ли ему доверять. С другой стороны, денег вперед не требовал, а это показывало, что товар, видимо, и правда есть. А то, что этот парень пытался накрутить немного и для себя казалось директору делом обычным: «не украдешь – не проживешь!» – философски думал директор.

– Заметьте… – так же тихо, как Грядкин, проговорил он. – Никто вас за язык не тянул. Шестьдесят на сорок – я согласен.

Они оба с облегчением отвалились на спинки своих кресел и протянули друг другу руки.

– Ну, что в бумагах-то будем писать? – спросил директор.

«А то ты не знаешь…» – подумал Грядкин.

Этому директору не стоило его, Грядкина, опасаться: будет ему и кирпич, и 60 процентов от разницы в цене. Суть грядкинской операции (он так и называл то, что сейчас делал – операция) состояла в другом: он продавал не свое, чужое.

С тех пор, как скопленные за несколько лет деньги сгорели при покупке тех самых плунжерных пар, прошло два года. Почти все это время Грядкин мыкался, пытаясь снова раскрутиться. Но времена уже были не те – накручивались копейки. Автомобильного утиля становилось все меньше, а менять рынок Грядкину было не с руки – в торговле запчастями для иномарок и без него было не протолкнуться, проще было наняться продавцом в магазин.

Безнадега все чаще овладевала им. Он вспоминал, как близко был от исполнения своей мечты, и ему становилось тоскливо. Ирина – он видел – жалеет его, а он жалости не хотел. Все чаще он с умилением вспоминал свою офицерскую квартирку – был же и у него рай. Те неустроенные дни сейчас казались ему счастьем. Нынче же кругом был беспросвет.

Еще три месяца назад он работал грузчиком – нанялся, надеясь, что это на время, но в глубине души боясь, что это уже навсегда. Как-то раз, придя домой поздно вечером, он долго отпаривал в тазу гудевшие от долгой ходьбы ноги. Потом заварил китайскую лапшу – по скудости средств только это себе и позволял. Потом заметил, что на рубашке пятно. В шкафу, он помнил, должна была еще оставаться одна чистая. «Возьму ее, а эту завтра постираю…» – подумал он, чувствуя, что сегодня ему на стирку не хватит сил. Он открыл шкаф. К ногам его вывалился серый мешок.

Сердце Грядкина екнуло. Он знал про этот мешок, помнил, все старался забыть, но все равно помнил. Он прихватил его, уходя из прокуратуры – один из мешков с бумагами и печатями ликвидированных воинских частей. Зачем он его взял, и сам себе объяснить не мог ни тогда, ни сейчас. Но сейчас он не сводил с него глаз. В том, что мешок упал ему прямо под ноги, Грядкину вдруг увидел знак.

Он сел прямо на пол, взял мешок, развязал его, сунул внутрь руку и вытащил горсть печатей и штампов. Они, с резными ручками, были похожи на шахматные фигурки. Он стал доставать их одну за другой, пытаясь делать оттиски, чтобы прочитать, что на них написано. Но чернила давно высохли. Он попытался прочитать так, наоборот. Это были печати финчастей, печати командования, печати разных служб. Он вынул бумаги – названия, ИНН, выписки из разных реестров – здесь было много чего. Холодея, он вспомнил слова Ваганов: «В одном месте взял товар, в другом продал, деньги себе, а тебя – ищи-свищи!».