Двужильная Россия

Только у одного Александра Фадеева⁴² хватило порядочности и мужества застрелиться, когда начали возвращаться из тюрем и лагерей реабилитированные писатели – те, кто уцелел, – арест которых в свое время он вынужден был санкционировать в качестве генерального секретаря Союза писателей.

Александр Дюма написал бессмертный роман о том, как невинно осужденный расправляется после со своими клеветниками, и эту книгу будут читать еще десятки лет. Для такой расправы Дантес должен был превратиться в графа Монте-Кристо, владельца несметных богатств. Но то, о чем пишет Дюма, произошло во Франции 30-х годов XIX века, а не в Советском Союзе.

Вчерашний лагерник, политический преступник, еще не оправданный изгой, я был совершенно бессилен, беспомощен и фактически ничего не мог сделать при такой встрече.

Фрагменты писем Д. Фибиха к матери из лагеря

Отдел рукописей ИМЛИ, фонд 242, оп. 3, № 3, 5

16 мая 1944 г. Бурма. Караганда

Дорогая, любимая, бедная моя мамочка!

Пишу и не знаю, где ты и как ты. Прости за вынужденное молчание – обстоятельства вынуждают. Прежде всего, бесконечная благодарность за теплые вещи и передачу.

За меня не волнуйся. Самое тяжелое позади. Я здоров, духом не падаю и с надеждой смотрю на будущее. Заветное желание мое скорее попасть на фронт и доказать на деле, что я настоящий советский русский человек, патриот, готовый, если нужно, жизнь отдать за великую мать-Россию.

Не думайте обо мне плохо и знайте, что я тоскую без всех вас и люблю вас. Всей душой. А, в сущности говоря, то, что я пережил за этот год и узнал, неизмеримо обогатило меня как писателя и человека.

30 октября 1944 г. Бурма

Мамочка родная!

Получил от тебя два письма (с переводом). Спасибо, дорогие, но лучше потратить эти деньги на посылку. Мне требуются: сухари, жиры, сахар, сгущенное молоко. Из вещей: рукавицы, шарф, теплые носки и портянки, 1–2 смены тепл. белья, хорошо бы ватные штаны, свитер или суконную куртку, полотенце, 1–2 носовых платка. Очень нужны бумага (письменная и курительная), трубка, карандаши, иголка, нитки, расческа. Вкладывайте в каждое ваше письмо хоть бы по листку бумаги. Если можно, пришлите гр. 300–400 легкого табаку.

Вот уже три месяца на положении полубольного. Чувствую себя лучше. Духом бодр, надеюсь на лучшее будущее. Послал в Москву заявление, где прошусь на фронт, но ответа нет. Очевидно, и не будет. Что же, может, это и к лучшему – так суждено. Усиленно думаю над будущими книгами – план их в голове вполне готов. Но удастся ли реализовать эти планы?

8 февраля 1945 г. Бурма

Родная моя!

Вчера, 7-го февраля у меня был большой праздник. Пришла долгожданная прод. посылка. Дежурный надзиратель вскрывал посылку на почте в моем присутствии. Только лук померз, но зато стал сладким. Сейчас я пирую. Конечно, кое-чем пришлось поделиться с окружающими, с влиятельными лицами – старостой, с дневальными в бараке. В особенности, поделиться папиросами, но большая часть продуктов в моем полном распоряжении.

Чувствую себя прилично. Спасибо врачам за их внимательное человечное отношение. Во многом они идут мне навстречу, прекрасно учитывая характер моего недуга. Не волнуйся, мамочка, инвалидность моя временная.

Очень мне хочется работать по-настоящему, по-серьезному. Тема ближайшей книги не только вполне созрела, но я ее могу писать хоть сейчас. Если бы я не пережил всех этих последних лет – арест, тюрьма и лагерь, – я бы, мне кажется, не мог задумать такую книгу. Бессонными ночами, лежа на больничных нарах и устав думать о себе, я создаю в голове не только отдельные сцены и главы этого романа, но и мысленно пишу его, фразу за фразой. Только перекладывай на бумагу. А сколько на очереди задуманных, кроме этого, книг, сколько новых тем, мыслей, идей, художественных образов…

13 февраля 1945 г. Бурма

…Ватную стежку у меня украли, остался в ватной телогрейке. Ватные штаны постигла та же участь. Сапоги я ношу. А вторую пару – похуже – «проел» и «прокурил» по дороге. Ботинки не высылай, побереги. В шапке-ушанке проходил и лето, и зиму, она жива и сейчас. Теплой обуви нет. Единственная пара портянок и та рваная. Лук и чеснок пришлись бы кстати, но они портятся в пути.

Ты спрашиваешь о системе лечения. Дают дрожжи, витамины. Питание преимущественно овощное. Самое лучшее лекарство для меня мучные изделия, жиры, сахар, молочные изделия. До весны, видимо, буду в больнице, а там что судьба пошлет. Отношение ко мне как со стороны лагерного начальства, так и со стороны врачей самое внимательное и хорошее. Да и сейчас заключенным уделяется большое внимание, дорожат каждым человеком.

26 июня 1945 г.

…Отвечаю на вопросы. От фурункулов и карбункулов пока что совершенно освободился. Очки у меня украли вместе с другими вещами еще более года тому назад на этапе.