А в общем, если бы только знал наш «военачальник» (у нас его так называют все – и не без иронии), как я равнодушен и к его милости, и к его гневу и как смешны мне эти выговоры! Куда более волновала меня боязнь, что в связи с переменой дислокации госпиталь Милославского тоже снимется с места, что редакции придется уехать отсюда за сотню километров и что, в связи со всем этим, путь Берты, готовой вот-вот приехать, становится еще более длинным и сложным. Как-то она будет теперь добираться? Губарев встретил меня с лисьей приветливостью. Конечно, выговор в значительной степени дело его рук.
Снова, после очень долгого перерыва, в небе появились немецкие самолеты. Враг чует недоброе и нервничает. Будучи в 74-м полку, ночью я слышал бомбежку – бомбы три сбросил немец где-то поблизости. Бомбил дороги.
Игнашовка и Баталовщина были обстреляны с воздуха из пулемета.
Очень тянет писать настоящее. Работа в убогой нашей газетке никак не может меня удовлетворить. Но что писать? Роман или пьесу? Еще не решил. Пока напишу цикл «Фронтовые новеллы».
За один день взяли Ростов и Ворошиловград. Северный Кавказ очищен, за исключением Новороссийска. Харьков в клещах. Падение его – вопрос двух-трех дней.
Дела на фронте блестящие.
Гитлер спешно мобилизует резервы. Что-то покажет лето? Во всяком случае, к концу этого года война кончится.
Кажется, сегодня начинается генеральное наступление, и у нас Карлов вылетает на аэроплане в район операции. Москвитин, Бахшиев, Денисюк, Прокофьев, а также Пантелеев и Весеньев давно уже находятся там. Ждут. Эта идиотская командировка в 348-ю задержала меня здесь. Я не увижу самого интересного.
Вчера вечером некоторые из товарищей получили наконец погоны. Произошло это буднично – просто Карлов вызвал их к себе и вручил. Вообще, переход армии к погонам смазан. На три четверти эта реформа теряет свой смысл и значение. Разумнее было бы приурочить это к 1 Мая, к выдаче нового летнего обмундирования или хотя бы к 25-летней годовщине Красной армии. Ненужная суетливость и спешка.
Губарев и Эпштейн целый вечер мучились пришивкой погонов к гимнастеркам. А надев их – сразу превратились в деникинцев.
Цитрон убит, говорит с дрожью в голосе. Полагающиеся ему (так же как и мне) интендантские погоны, во-первых, еще не получены, а во-вторых, имеют довольно невзрачный вид. Человек действительно переживает. Детское тщеславие этого плута поистине трогательно.
Вообще, погоны вызывают в армии чисто ребяческое любопытство. Новые цацки! Недоумевают лишь старые солдаты:
– В семнадцатом году мы срывали с офицеров, а теперь надеваем?
Вчера началось наступление нашей армии. Телеграмма от Прокофьева: продвинулись на несколько километров, взяли две деревни. 41 пленный, в том числе офицер. Наступление продолжается.
По нашим масштабам, не так уж плохо. Очевидно, на сей раз дело пойдет успешнее.
Немного досадно, что я сижу здесь, а не там, в центре событий. Если б не приезд Берты, отпросился бы у Карлова тоже поехать.
Специальный номер нашей газеты посвящен наступлению. Мне поручили написать передовицу. Это вторая по счету моя передовица. Карлов, как и полагается армейскому редактору, ни разу не написал. Передовицы пишут все, кроме того, кому полагается их писать. Странная традиция.
Письма от папы, мамы, Берты, Ксаны, Киры, Ади, Веры. Вера и Ксана, будто сговорившись, просят устроить их работать на фронте. Жизнь в тылу все тяжелее. Папа пишет: «Если бы не дети, такие благородные, внимательные и исключительно честные, то старички твои не дожили бы до конца войны».
Доживут ли еще?.. Трогательно утешает меня в связи с литературными неудачами. Заканчивает: «Молюсь за тебя ежедневно».
Я послал заявление по поводу своей книги в ЦК партии Александрову. Впрочем, особенно надежд не возлагаю.
От Ади теплое письмо! Видно, тронут был тем, что я ему писал. На Юго-Западном фронте работает ординатором. Рвется на передовые.
Взят Харьков.
Завтра еду на передовые.
Произошло это быстро. Попросил в разговоре Карлова направить меня туда. «В такое время – и сидеть здесь!» «Преступление», – подтвердило начальство и тут же распорядилось, чтобы я ехал.
Километров полтораста придется сделать. Говорят, туда все время идут машины. Жизнь в лесу, в шалашах. Наше наступление развивается. Продвинувшись на 15 км, заняли всего девять населенных пунктов. Линия обороны прорвана. Если дальше так пойдет, скоро, чего доброго, покончим с демянским гнойником. А там Старая Русса, Псков, Новгород и выход в Прибалтику.
Умер папа. Он не пережил войны и не дождался полной победы. Сбылись мои опасения. Точечное кровоизлияние в мозг, артериосклероз. Умер тихо, по-видимому, во время сна, в 5 часов утра. Я перечитываю последнее его письмо. Сколько нежности и благодарности ко мне! Он утешал меня по поводу моих литературных неудач. Он верил непоколебимо в мое литературное будущее. Не дождался.