Дыбенко

— По берегу Волги бандитствует конный корпус генерала Топоркова, — зло говорил командир кавбригады Курышко, донской казак, бывший вахмистр, невысокий, плечистый, с крупным неласковым лицом. У него шестнадцать ранений — пулевых, осколочных, сабельных, кинжальных. — Товарищ начдив, ударить бы так, чтобы от топорковцев пух полетел!

— Давно пора! — поддерживает Курышко рыжеволосый, вихрастый, лет тридцати, ладно сбитый командир эскадры Гусев.

— Хорошо бы разбить Топоркова, — соглашается Дыбенко с командирами. — Об этом недобитом генерале и в штабе армии говорили: «Житья от него нет — всюду успевает». Вот и соседи— 38-я, 39-я дивизии — вынуждены отходить под натиском корпуса Топоркова. Правда, у нас пока тихо.

Тишина длилась недолго. Дыбенко читал донесение конной разведки: «На участке 37-й на основании сведений, полученных от пленных, действуют два полка белых». Начдив оживился: «Они-то покажут нам дорогу к штабу Топоркова…»

Кончался холодный ветреный декабрь 1919 года. 29-го рано утром Дыбенко вызвал Курышко.

— Останешься за меня дивизией командовать, а я с твоей кавбригадой «погуляю» по тылам белых. — Заметил, как насупился комбриг. «Обидел героя, сам рвется в бой». Тут же изменил решение: — Отправимся вместе.

Кавалеристы проворно оседлали коней. Затемно миновали пределы передовых застав дивизии. На рассвете внезапно напали на кавалерийский полк белых, за 30–40 минут разметали его. Около полусотни трупов осталось на снегу. 120 конников сдались, попросились в Красную Армию. Почти все оказались односельчанами бойцов кавбригады, насильно мобилизованными деникинцами. Красноармеец Гарбузов, весельчак с лихим рыжим чубом, встретил брата, румянощекого богатыря, толкнул в грудь, сказал:

— Это тебе за то, что с беляками связался. А что к красным перешел, хвалю, Василий, — и крепко обнял.

— Родня, чай, мог и полегче. Так и зубы повывалятся, — без злобы проговорил тот…

Захватили лошадей, пулеметы, сено, овес. После недолгого отдыха возвратились в Дубовку. Узнали, что соседняя 38-я дивизия под напором превосходящих сил противника оставила станицу Качалинскую. В полночь Дыбенко вызвали к аппарату. Командарм объяснил обстановку, сказал:

— Выручай 38-ю. Поднимай конников на рассвете — и в путь. — Помолчал: — Знаю, бойцы устали, кони не успели остыть и бой предстоит нелегкий. На тебя, Павел Ефимович, надеюсь… Приободри народ, и, как говорят, с богом…

Дыбенко и Курышко едут рядом и, видимо, думают об одном и том же. На истощенных лошадях трудно по гололедице преодолеть эти семьдесят с лишним километров. А вступать в бой придется с ходу. У белых больше сил; около 6 тысяч сабель, пластунская бригада и пехотные части. У 38-й и 39-й дивизий не более 4,5 тысячи штыков и 300 сабель, еще в кавбригаде 420 сабель, 8 пулеметов и 2 орудия.

В два часа 30 декабря встретили медленно продвигавшуюся конную группу белых. Как видно, противник не ожидал появления в своем тылу красных. Подпустив конников на расстояние 600–700 метров, Дыбенко развернул кавбригаду, повел ее в атаку. Не приняв боя, белые отступили. 150 кавалеристов сдались в плен. Часть усталых, истощенных лошадей заменили трофейными, сытыми и сильными. Командиры и красноармейцы воспряли Духом.

Уже под вечер вышли во фланг 38-й дивизии, но помочь товарищам не смогли. Самих обнаружили, пришлось спешно отступить.

На хуторе Медведеве разгромили дивизион артиллерии противника, захватили большой обоз, лошадей, фураж. Дыбенко намеревался дойти до станицы Паныпинской, это не так далеко, устроиться там на ночлег. В отдыхе нуждались и бойцы и лошади. Но когда приблизились к станице, разведка донесла, что от Паныпинской, переправившись через мост к Качалинской, движутся пехотные и кавалерийские части белых. Дыбенко вызвал Гусева.

— Бери свой эскадрон и гони беляков обратно на мост, — приказал он. — Устрой им холодную купель. Нажмите с хвоста и флангов. Шумите громче, глоток не жалейте.

Гусев понял замысел начдива, лихо развернул коня и скрылся в ночной мгле… Не выдержав внезапной дружной атаки, белые в панике повернули обратно на мост; образовался затор, опоры и настилы не выдержали, рухнули.

Дыбенко остался доволен, поблагодарил Гусева за сметливость, отлично выполненное задание.

Теперь кавбригада взяла направление на Качалинскую. В станицу вошли ночью, а здесь расположился штаб корпуса Топоркова. Что делать? Вступать в бой — сил мало. Отступать поздно, всех перерубят. «Пока нас не обнаружили, надо действовать», — молниеносно решает Дыбенко. Посоветовавшись с командирами, отдал приказ: охватить станицу с флангов, открыть огонь из всех видов оружия… Неожиданный шквал огня, крики, многоголосое «ура!», «вперед!» ошарашили белых; в одном белье в темноте выскакивали они из домов, без оглядки бежали, стреляя куда попало, больше по своим.

— До самой смерти не забудут и нас и Качалинскую, — весело проговорил Курышко. — Вот дали так дали!!!

— Не скоро опомнится генерал, — добавил Дыбенко.