Дыханье ровного огня

— Отвали ты от неё. Отвали от неё, и от них.

— Ты что?

— А то. Прилипла ты к Наташке, прилипла, за всю свою жизнь. Тебе и кажется, что её жизнь — как бы твоя. А это не так. Разные вы, и жизни у вас разные. И чем ты быстрее это поймёшь, тем легче тебе будет. Отвали от неё! Отрежь! Как аппендикс!

— Я не могу… — губы Зинки стали кривиться.

Она сначала хотела резко ответить Насте, уже и рот открыла… Но вместо резкого слова — Зинка заплакала, навзрыд заплакала, понимая, что Настя права.

И что она, Зинка, ничего не может сделать с собой. Ни отстать, ни отлипнуть, ни «отвалить», ни «отрезать».

Как будто внутренний паралич сковал Зинку.

Нет, и руки, и ноги у неё двигались, телом была Зинка совершенно здорова.

Ничего не могла сдвинуть Зинка — в своём сердце. В сердце у неё был паралич, в сердце.

И она плакала. Плакала о Наташке, о Серёжке. Плакала об их любви, как о своей. Плакала о них, как о себе. И о себе, как о них.

И Настя не выдержала, подошла к ней и погладила её по плечу.

— Не плачь, Зинка. Честное слово, всё пройдёт.

Зинка плакала.

— Тогда, Зинка, плачь уже и за нас с Танькой. У нас тоже есть, о чём порыдать.

— Да ладно… Плачь, не плачь… Не изменишь ничего…

Зинка сделала над собой усилие и поднялась с кровати. Она вытерла слёзы и сказала:

— Пойду, ужин готовить буду. Я же дежурная сегодня.

Глава 5

После происшедших объяснений, Наташка с Димкой стесняться и прятаться перестали. Целовались у девчонок на виду. Димка в комнату забегал, едва стучась.

И гуляли они с Наташкой красиво. И в Петергоф, и в Пушкин, и в театры, и на выставки, и на концерты.

Бывало, что Наташка ночевать не приходила. Дежурства расстроились. В Наташкину смену просто чай пили, с тем, что было, а иногда и просто так, ни с чем.

И заставить Поливину вернуться к прежней жизни было невозможно.

Наташка приходила поздно, часто в сопровождении Димки, и сама усаживала его за стол. И есть стали они вдвоём. Ели то, что покупали сами для себя, с окружающими не делясь.

Почему-то, именно это — их отдельные от всех разговоры в середине общей комнаты, их «отдельная» еда — было едва ли не самым обидным для девчонок.

А ничего удивительного. Разве это не символ предательства, когда некто удаляется от общего стола? Разве не предающий уходит с общей трапезы?

Есть ли что-нибудь новое под луной, дорогие собратья?

Раиска не выдержала однажды. Время было поздним. Девчонки уже легли. Правда, не спал никто, кроме Насти.

Наташка с Димкой сидели за столом, при свете настольной лампы, пили чай и шушукались, а потом стали смеяться.

— Эй, вы! Хватит вам уже, прекратите! — крикнула Раиска со своей кровати.

— Раиса, успокойся! — ответил Димка. — Я тебя не трогаю.

— Попробовал бы тронуть!

— Небось, когда пробовал, ты довольна была. Так и думала, наверно — не сильно ли я сопротивляюсь?

Наташка засмеялась Димкиной шутке. Однако шутка была та ещё. Подлая шутка была!

И Раиска встала с кровати, и подошла к сидящей парочке — прямо, как была — в ночной рубашке.

— А ну, пошёл вон отсюда! — сказала она Димке.

— Девочка, девочка! Остынь! Я не к тебе пришёл!

— А мне всё равно, к кому ты пришёл! Уходи отсюда!

— А вот и не уйду! — издевался Димка.

Наташка же улыбалась, как будто происходящее её не трогало. Танька и Зинка сели на своих постелях.

— Уходи! — настаивала Раиска. Голос её уже начади дрожать.

— Не уйду! — Димка откровенно издевался над Раиской.

И тут — Макарова поднялась.

— А ну — вон отсюда! Уходи сейчас же, слышишь!

— Наташа… Уходите… Уведи его отсюда…

За спиной у Макаровой встала Зинка. Это перевесило чашу весов. Раз уже Зинка встала на Наташку…

— Пойдём, Дима, погуляем. Пойдём, пойдём.

Димка поднялся. Они стояли друг против друга — Наташка с Димкой, и Макарова с Ипатьевой.

И Наташка с Димкой ушли.

Глава 6

С этого дня Димка стал реже в комнате бывать, но все равно приходил, и с Наташкой сидел. А чаще — Наташка дома не ночевала.

В начале декабря Наташка созрела до того, что фотографию Серёжки сняла со стены.

— Ты чего, Наташка! Не снимай! — пыталась остановить её Настя, которая, в тот момент, одна в комнате была.

— А что тебе?

— Привыкли. Муж нашей комнаты, ты же знаешь!

— Хватит с вас. Не бывает — мужей нашей комнаты. Вот заводи себе мужа, и хоть обвешайся его фотками.

— А не страшно?

— Чего не страшно?

— Снимать-то не страшно?

— Успокойся. Я не из трусливых.

— Это точно — сказала Настя. — Не из трусливых. А ещё?

— Что «ещё»?

— Ещё не из каких?

— Отстань!

На том дело и закончилось.

Примерно через неделю, вечером, раздался стук в двери. Наташки дома не было. Не было и Раиски — в театр пошла.

— Наташка со своим… — проворчала Настя. — Открыто!

— Девчонки! Девчонки, милые мои! Сюрприз! — Серёжка поставил на пол увесистую сумку. Это был он.

— Ура! — девчонки вскочили с мест, и кинулись обнимать Серёжку.

— Ты как? Ты откуда?

— На три дня. В штаб. Туда — и назад. А Наталья-то где?

— Да ты раздевайся! Сейчас, сейчас прийти должна, — сказала Макарова, этими словами отметая все другие слова, которые так и норовили у девчонок соскочить с языков.

— Да, ты подожди чуть-чуть. Придёт сейчас, — поддержала её и Настя.