Дыханье ровного огня

Пока Серёжка располагался, девчонки сдвинулись в уголок, отделённый шкафом, который назывался «кухней».

— Давай, я ей навстречу выйду, — сказала Настя. — Хоть и противно, но она ведь сама должна ему сказать. Пусть хоть готова будет.

— Иди, — ответила Макарова.

Но они не успели. Раздался весёлый стук в двери, смех, и, не дожидаясь разрешения, в комнату ввалились Наташка и Димка.

— Серёжка! — Наташка перестроилась на ходу, сразу оценив ситуацию. Она ступила в комнату, вдохнула, постояла одно мгновение, и бросилась Серёжке на шею.

— Ты как? Откуда? Ты давно приехал?

Серёжка обнимал Наташку, не замечая ничего.

— А мы с Димой встретились по пути. Ты к Рае, да, Дима?

— Да… — почти прошептал Димка.

Но Серёжка не слушал никого. Он доставал из сумки копчёную колбасу, рыбу, шампанское, конфеты.

— Готовьте ужин, девчонки!

И они с Наташкой сели на кровать, как сидели когда-то.

— Я того… пойду… — мямлил Димка. — Раисы-то нет…

— Да ты что! — Серёжка удержал его. — Сейчас выпьем за мой приезд. Нет-нет, не вздумай уходить.

И Димка остался. Он сидел на стуле, положив руки на колени, и смотрел, как девчонки накрывают на стол.

— Настя, а тебе письмо! — сказал Серёжка. Чуть не забыл! От Костика письмо.

Серёжка полез в сумку и достал оттуда письмо. Потом достал ещё один большой пакет.

— Хотел потом, — сказал Серёжка. — Ну, ладно, Наташенька, милая моя…

И Серёжка развернул пакет. Из пакета выскользнула большая, совершенно белая лиса — меховой воротник с мордочкой и лапками. Белая, абсолютно, ослепительно белая лиса. Лисья мордочка улыбалась.

И Серёжка надел воротник на шею Наташке.

— Королева моя! — воскликнул Серёжка и сгрёб в объятия Наташку, вместе с лисой.

Зинка Ипатьева вышла на «кухню».

Стояла Зинка, опираясь на шкаф, смотрела на маленький столик, на тарелки с нарезанной рыбой и колбасой. Стояла, стояла…

Стол в центре комнаты был накрыт.

Глава 7

Вам приходилось когда-нибудь врать? Врать в наглую, врать в глаза. Прикидываться, играть роль? Но не роль ради роли, а роль — ради пользы. Ради своей, или — ради чужой пользы? Вам приходилось врать, заранее придумав себе оправдание? Вам приходилось врать, заранее придумав — как вы будете врать?

Вы вообще — умеете врать? Вам нравится — врать?

Ах, не умеете? Ах, не нравится? Но иногда — можно? Можно, хоть иногда?

Может быть, вы даже помните, как это было в первый раз? Вы исправили двойку в дневнике? Или вырвали листик из тетради? Вы взяли, или не отдали чужое? Вы разбили стекло мячом, а наказали товарища?

И вам это сошло с рук! Сошло раз, потом ещё раз…

' Серёжка — был слеп. Радость встречи закрыла ему глаза. Он шумел, радовался. Он наливал всем, пил сам, обнимал Наташку. И не замечал, что все сидят, как неживые.

Димка вообще — сидел как на иголках. Он поглядывал на девчонок с видом затравленного зверька. Он чувствовал себя зависимым от их молчания, и его поведение было едва ли не противнее самого вранья.

— Наташка, завтра у нас — целый день! Всё, девчонки, пируйте дальше, а я жену свою забираю. Я номер в гостинице забронировал. У меня теперь деньги есть. Придём послезавтра утром. Кого не застану, заранее прощаюсь.

— А письмо? Я и не прочла ещё! — Настя подняла над головой белый конверт.

— Читай потихоньку, а ответ на тумбочку положишь, к Наталье. Буду уезжать — заберу. Наталья мне передаст. А где фотка моя?

— Я спрятала. С собой теперь ношу, — и Наташка сама обняла Серёжку, и нежно поцеловала его в щёку.

Настя посмотрела на Наташку, встала, и вышла из комнаты.

— Настя, ты куда? — прокричал Серёжка ей вслед.

— Письмо читать. Пора мне мужа искать…

— А, ну давай. Ну, Дмитрий, давай с тобой ещё по одной, пока суд, да дело, — Серёжка вернулся к столу.

Макарова вышла из комнаты вслед за Настей.

Они сели на ступеньки лестницы, и помолчали некоторое время. Письмо застыло в Настиных руках. Она его даже не распечатала.

— Боже, как ужасно, — сказала Макарова.

— А мы-то каковы? Сидим и молчим.

— А что делать?

— Играем роль в этом подлом спектакле. Нет, ну как перестроилась Наташка — налету! Прима, елки-палки. Актриса погорелого театра. Тьфу!

— Может, она ещё скажет ему? Расскажет всё Серёжке? Конечно, мы на неё злимся, но… В конце концов, она имеет право полюбить другого… Только сказать надо, — Настя надежды не теряла.

— Нет, не расскажет. И она не расскажет, и он промолчит. Димка этот. И ты это знаешь. Знаешь, но не веришь. Боишься поверить.

— Боюсь. Как я жить-то дальше буду! Как встречаться с ней? И чего же ещё от людей можно ждать…

— Да, ты права. От людей — много чего можно ждать. А это — предательство. Это называется — предательство.

Макарова точно знала, как это называется.

— Серёжку предала, и нас заодно… размазала… — с горечью сказала Макарова.

— Может, она ещё расскажет ему… Признается во всём… А Димку я и в расчет не беру. И так понятно, что это за птица. Что это за попугай — с павлиньими перьями.

— Почему нам попадаются такие мужики? Почему эти попугаи летают возле нас?

— Да, летают, и каркают. Кар! Кар! Танька Макарова улыбнулась:

— Взвейтесь, соколы, орлами!